Шрифт:
Закладка:
— Не только вашей. Но и нашей. И мы тоже за Алёнку в репу дадим.
Разговор заходит в тупик.
— Короче, Мар. Твоя или нет? — тормозит он, разворачиваясь ко мне лицом.
Ну, прости меня…
Сжимая челюсти, положительно моргаю.
— Понял, отстал, — раскрывает обезоруживающе ладони.
А я чувствую себя виновато и хреново. А с хера ли?! Какие были ещё варианты??
Да, просто, дай мне это право открыто защищать тебя! Нас! И вся эта возня, которой ты боишься… Да я снесу это всë! Почему ты не веришь в меня??
Как ей это донести??
Возвращаемся к корпусу.
— Отбой! — смотрю я на время.
Издали вижу Рустама. Вернулся…
Ни спонсоры, ни кураторы не в курсе, что я отстранён. Он молчит, и я молчу.
Пацаны расходятся, напряжение спадает.
Засовываю в рюкзак спальник. Забираю ещё Ромкин. Стаскиваю из наших запасов пакет с зефиром, ликер, пачку сигарет.
— Мы на Солёное, — предупреждаю своих. — Если какой кипиш, звоните.
— Да всë нормально будет. Оторвитесь там как следует… — подмигивает Яшин.
Прищуриваюсь недовольно.
— Ну… В смысле… Романтической вам ночи, — смеясь, облизывает губы.
Закатываются глаза.
Ладно…
Что с них взять? При посторонних не комментируют, и то хорошо.
Надев рюкзак, иду к Алёне.
В холле вижу спину Рустама, как заходит в тренерскую секцию.
Черт! Не успел.
Дёргаю ручку двери. Заперто уже. Ключи только у тренеров. А ещё у Алены с Любой.
Захожу в секцию.
Рустам у дверей Алены. Она, обернувшись большим полотенцем, стоит с мокрыми волосами. Рядом с ним. Сбиваюсь с шага.
Она распахивает испуганно глаза, заметив меня.
— А Люба только в корпус ушла… — заикаясь выдаёт она, качнув отрицательно головой.
Да, пиздец!
С возмущением смотрю на них.
Протискивается мимо Рустама, закрывая перед его носом плотно дверь.
Мы встречаемся взглядами.
— Ты не слышал? — презрительно дёргает бровью.
— Я подожду! — толкаю Любину дверь.
Захожу внутрь. Оставляю дверь открытой.
— Аленушка, можно? — стучит к ней в дверь.
Раздраженно толкаю кулаком стену. Я не могу так. Не могу. Не могу!!
Но, видимо, «нельзя». Уходит к себе.
Короче!
У стены две ракетки от бадминтона. Забираю одну. Без стука тихо врываюсь к Алёне.
— Мар! — возмущённо хватает полотенце, прикрываясь.
Вставляю ракетку в ручку двери, другой, широкий конец, втискиваю за шкаф. Теперь снаружи никто не откроет.
Алёна растерянно поправляет волосы.
Сгребаю в объятия.
— Я накосячил.
— Как?? — испуганно вглядывается в глаза.
— Не важно. Просто прости меня сразу и всё!
— Тарханов…
Сминаю еë губы поцелуем. И не отпуская, целую до тех пор, пока не прекращает вырываться.
— Прости-прости-прости…
— Что-то серьёзное?
— По мне так — ерунда!
— Ну, говори уже, Мар.
— Нет, — улыбаясь, целую еë лицо. — Я тебя боюсь. Сначала — прости.
Вздыхает, обнимая меня в ответ. Рисует пальчиками по затылку. Простила…
— Потом расскажу.
Вырубаю свет. Открываю окно.
— У нас сегодня свидание. Пойдём.
Спрыгиваю с окна. Алёна выглядывает.
— Иди ко мне.
— Высоко…
— Прыгай, я поймаю.
Какой пьянящий ликер. Какой пьянящий мальчик с горящими глазами и наглыми руками!
— Какие тебе сигареты, Тарханов?! Дай сюда… — пьяно бормочу я, забирая прикуренную из его губ.
Он смеётся, падая на спину.
— Тебе ничего нельзя. Мы тебя на пик… Как её? Пик формы поднимаем. А ты тут устроил… гульки ежедневные!
— А тебе можно?
— А я… А мне можно, — делаю глоток ликёра. — У меня секс… Тьфу… Стресс! — закрываю ладонью глаза.
— Аха-ха-ха!
— Тихо! — запечатываю ладонью ему рот. — Не хватало ещё с местными пересечься.
Вечный конфликт!
— Я не боюсь.
Заваливает меня на спину. Наши тела солёные на вкус после купания. Но поцелуем он не ограничивается.
— Нет… Нет… Нет… Я больше не могу, Мар.
У него опять стоит! Словно полчаса назад ничего не было. А до этого ничего не было по дороге сюда, где он, словно читая мои сны и фантазии, втрамбовал меня в стену, задрал юбку и… жадно и нетерпеливо не отымел.
Требовательные губы кусают меня за шею, снова кружа голову.
— У меня уже всё болит… — шепчу ему.
Как я буду ходить завтра после его «марафона» во всех позах, я не представляю!
— А я тебя пожалею… — спускаются губы по моему телу вниз, впиваясь сначала — в грудь, потом — в живот, потом — в лобок, потом…
— Ммм… — зажмуриваюсь я, вздрагивая от теплоты его рта.
Наше дыхание снова рвётся, заполняя тишину.
Я не балованная ласками. Эти ощущения для меня практически новые. И очень смущающие!
Сжимаю губы, чтобы не стонать в голос как шлюшка. Но он хочет «громко», я помню. И впивается зубами в моё бедро, подхватывая меня под коленку и раскрывая.
С воплем выгибаюсь.
— Будешь молчать, всю искусаю! — угрожает мне возбуждённо, щипая меня губами за самые чувствительные места.
Стоны вырываются вместе с дыханием. Попробуй отмолчаться в его руках. Пальцы присоединяются к губам, входят, вдавливаясь в самую чувствительную точку. Несколько уверенных пошлых рывков внутрь, и я выгибаюсь, забывая про стыд и смущение от яркого оргазма.
Обнимая, ложится лицом мне на живот.
— Боже, откуда такие навыки? — подозрительно бормочу я, пытаясь отдышаться.
— Ой, да ладно…
Его руки продолжаю тискать меня, ритмично и нетерпеливо сжимая.
— Порнухи валом, только кретин не въедет…
Ох, да — лучше бы ему умолчать о своих похождениях! Их было много, я не наивная дурочка. Разговор об этом меня бы ранил. Обещаю себе не спрашивать его про такое никогда.
