Шрифт:
Закладка:
— Ещё бы, идиот! — хмыкает Рустам.
Обстановка слегка разряжается, что даёт мне надежду на помощь со стороны Багримова, хоть какую-то незначительную.
— Я буду их любить, — говорю тихо и без тени улыбки на лице.
Багримов не реагирует, лишь тяжело вздыхает. Снова молчит, и я уже решаю, что ошибся, и Ами с дочкой мне нужно будет искать самому. Сколько на это уйдёт времени, хрен знает, а мне не хочется терять ни минуты больше. Я и так много потерял.
— Если ты их обидишь, — наконец сдаётся Рустам, — я тебя закопаю, Зверг.
— Тогда тебе ещё долго придётся наблюдать мою рожу, Багримов. Целую жизнь.
Он усмехается, бросает короткий взгляд на жену, после чего тянется к ящику в столе и достаёт оттуда листок с ручкой. Чиркает что-то и передаёт мне.
Это адрес. Здесь сейчас Ами с моей дочкой. Далеко спрятались…
— И Зверг. Насчёт того, что было в прошлом между тобой и Яной… — строго произносит Рустам, сунув руки в карманы брюк. — Амилия об этом не знает. И знать ей не надо.
Яна кивает, поддерживая решение мужа не рассказывать дочери о моем поступке, хотя они давно могли бы, и в этом случае вернуть её оказалось бы в миллион раз сложнее. И Ами было бы гораздо больнее… Учитывая то, что она родила от меня дочку.
— Спасибо.
— Я это не для тебя сделал, мудак!
— Знаю. За это и спасибо.
Багримов поджимает губы и качает головой, будто не верит, что помогает мне. Кто бы нам сказал много лет назад, что однажды все так сложится, что его дочь станет любовью всей моей жизни, а моя дочь его внучкой? Я бы не поверил и рассмеялся в лицо тому, кто это сказал.
— А теперь проваливай из моего дома. И знай, что я тебя здесь все равно не жду. Дочку и внучку жду, а тебя нет. Катись, пока не передумал и не спрятал их где-нибудь в другом месте!
— Подожди. Ещё не все, — в очередной раз опускаю взгляд на фотографию и провожу пальцем по крошечному личику дочки.
— Что ещё, Зверг?
— Как её зовут? Мою дочку… Как Ами её назвала?
21 глава
Амилия
— Ла-ли-та! Кто здесь самая красивая девочка? Лалита! Лали, малышка, да? — я беру дочку из кроватки, прижимаю её к себе и трусь носом о крошечный носик.
Дочурка смешно чихает и кряхтит.
Моё самое большое счастье в жизни — моя дочь. Я никогда не думала, что сердце может быть настолько огромным и так сильно любить.
Тяжёлая беременность и роды помогли мне понять чувства многих людей — мамину гиперопеку, желание отца общаться, даже спустя десять лет, в течение которых он не знал обо мне, трагедию Яны и её боль, когда она потеряла малыша на ранних сроках.
Теперь, мне кажется, я будто вмещаю в себя целый мир из чувств и эмоций этих людей, которые заняли свои места на полочках моей души. Я не злюсь на прошлое и стараюсь не думать об обидах и страхах, наоборот я научилась быть ему благодарный, ведь оно подарило мне не только опыт и умение ценить, но и такое прекрасное настоящее с синими глазами и очаровательными розовыми щечками.
Но пусть прошлое остаётся прошлым и не трогает настоящее, которое я с большим трудом обрела.
Я привыкла во всем себя винить. Искать свою ответственность в каждом неприятном инциденте, и это мешало мне жить так, как я хотела. Всё изменилось, когда в тот самый день, когда я приехала на озеро, я вдруг открыла глаза в реанимации, а рядом стояли перепуганные родные и куча врачей.
Я простыла, а такую сильно негативную реакцию на простуду вызвало моё положение, что стало известно сразу, как только пришли результаты анализов. Я оказалась беременна.
Передо мной встал самый страшный выбор, который только может стоять перед молодой брошенной девушкой, не планирующей заводить детей — оставлять ли ребёнка.
Никто из родных не сказал мне ни слова на этот счёт. Всё были шокированы и просто ждали моего решения.
Тогда снова в голове стали мелькать мысли об ответственности, к которой я не готова, о том, как я буду растить ребёнка без отца, о том, что не смогу временно работать и помогать маме и папе Майклу, о том, что, возможно, мне придётся всю жизнь скрывать ребёнка от Зверга. Много-много мыслей. И мне потребовалась вся сила воли, чтобы их заткнуть и переступить через страх опять допустить ошибку.
Я оставила ребёнка. И слава богу, потому что я ни капли не жалею об этом сейчас.
И смешно, и грустно, что сначала я даже сомневалась — рассказывать ли про беременность Максу? Ведь он — отец. Нас папой тоже разлучили, что отняло у нас много лет общения и любви. Я все ждала, что Максим появится, что он захочет извиниться, и что передумает насчёт женитьбы, но… этого не произошло. Из интернета я узнала, что свадьба состоялась. В тот миг я окончательно поняла, что не нужна ему и не была никогда нужна по-настоящему, а значит, высока вероятность, что ребёнок от меня ему тоже не нужен.
Я захотела уехать. Это решение мне тоже не просто далось, ведь я должна была оставить маму. Но когда мы с ней поговорили, она, на удивление, отнеслась спокойно к моему желанию уехать. Не злилась, не плакала. Мне кажется, она так сильно испугалась, когда увидела меня в реанимации, что после этого готова была согласиться на все, лишь бы со мной и с ребёнком все было в порядке. Мама пообщела отчитываться о своём здоровье каждый день, и зареклась, что не станет скрывать, если ей станет хуже.
В итоге мы с ещё нерожденной малышкой уехали жить на Гавайи. Здесь я её и родила. Свою Лалиту. Беременность была довольно тяжёлой — за мной все время наблюдали врачи. Но все обошлось, и это главное.
Наша няня Кэйя подходит ко мне с широкой улыбкой на губах и забирает малышку на руки.
— Прогуляемся до Вайкики (прим. ВАЙКИКИ — это пляж на Гавайях)? — предлагает женщина, погладив щёчку Лалиты. — Сегодня не так уж жарко.
Кэйя настоящая находка. Просто клад. Женщина уроженка Гавайских островов, и я очень рада, что после рождения Лали именно её выбрала няней, когда назначала собеседования. Кэйя олицетворение любви и доброты к детям. Она из тех людей, про которых можно сказать — она была рождена, чтобы стать няней.
— Можно.