носят достаточно макияжа, иногда даже парики, поэтому трудно сказать, как они могут выглядеть изо дня в день. Ни одна из них не кажется мне знакомой, их лица размазаны темными кольцами подводки для глаз. Кажется, теперь они достаточно успокоились, и большинство из них перестали плакать, но, похоже, никто не хочет выходить из комнаты, вероятно, боясь, что их могут схватить на улице по пути домой. Я вряд ли могу их винить. Я не удивлюсь, если мы потеряем еще несколько девушек, которые не захотят возвращаться на работу. Нет, если их жизнь находится под угрозой.

Пока Петр занимается устранением повреждений, мы с Вэлом охраняем здание, следя за тем, чтобы никто не мог войти, не обнаружив ствол пистолета, направленный ему в грудь. И не уходим, пока всех девочек благополучно сопроводят домой, а остальной запас перевезут на новое место.

В дом Велеса мы возвращаемся уже после восьми вечера. Ночной охранник уже здесь, выполняет двойную работу, присматривая за Сильвией, пока мы с Вэлом находились с Петром в клубе. Мне нужно будет вернуться рано утром, чтобы сменить его.

Выглядя утомленным, Петр поворачивается ко мне и Вэлу, как только мы входим в парадную дверь его особняка.

— Идите домой. Отдохните немного. Я уверен, что утром у меня будет еще много дел, — устало говорит он.

— Госпидин. — Я уважительно киваю ему и следую за Вэлом обратно на улицу.

Сложный день. Мое тело болело от напряжения, когда я шел в изрешеченный пулями стриптиз-клуб. Я слишком устал, чтобы просто пойти домой и поспать. Мне нужно что-то, что могло бы выпустить темное насилие, бушующее внутри меня.

Расчесывая волосы пальцами, я направляюсь по улице к дому… Дани.

Одна только мысль о ней ослабляет тугой ком, сжимающий мою грудь. Встреча с ней принесла бы мне значительное облегчение. Хотя я знаю, что не должен отягощать ее событиями дня, я достаю телефон и размышляю о том, как ужасно было бы пригласить ее на свидание в такое время ночи.

Предвкушение скручивается у меня в животе, пока я думаю о нашем разговоре о грубой игре. Дани, похоже, очень хотела попробовать это, и я знаю, куда ее отвести.

Отбросив осторожность, я нажимаю кнопку вызова рядом с именем Дани и подношу телефон к уху. В то же время я выбираю путь домой, который приведет меня прямо к ее дому.

— Привет! — Дани отвечает на третьем гудке.

— Что ты делаешь сегодня вечером? — Спрашиваю я, легко переходя на игривый тон при звуке ее солнечного голоса.

— Надеялась увидеть тебя, — поддразнивает она в ответ. — Я только что закончила мыть посуду и собиралась подняться наверх, чтобы сделать домашнее задание или что-то в этом роде.

— Хочешь вместо этого пойти со мной?

— Ты даже не представляешь, насколько хорошо это звучит, — радуется она.

— Я подумал, что мог бы показать тебе немного больше о… грубой игре, — намекаю я. — Если у тебя есть настроение.

— Определенно я в настроении, — выдыхает она.

— Встретимся на улице через пять минут?

Дани издает тихий писк.

— Ты мог бы дать мне немного больше времени! Я буду настолько быстрой, насколько смогу.

Разговор завершается, и я мрачно улыбаюсь, услышав нервное возбуждение в ее тоне. Это именно то, что мне нужно, чтобы отвлечься от всего — идеальное тело Дани, обнаженное, чтобы я мог его увидеть. И вкус ее возбуждения будет сводить меня с ума.

Если кто и может наполнить мой разум удовольствием и принести облегчение, так это Дани. Просто звук ее голоса сотворил чудеса с моими расшатанными нервами.

Ночь с ней будет намного лучше, чем любой сон.

19

ДАНИ

От головокружительного волнения у меня трясутся руки, пока я быстро перебираю свою одежду. Я понятия не имею, что может надеть девушка, когда ее парень предлагает провести ночь грубой игры. Но я не хочу разочаровывать.

Ефрем вообще мой парень?

Почему-то этот термин кажется слишком детским, чтобы относиться к массивному русскому телохранителю. В нем нет абсолютно ничего мальчишеского.

Я хватаю свои самые сексуальные трусики — черные кружевные с высокой талией, дерзкие, с атласной лентой, перекрещивающейся сзади, и соответствующий бюстгальтер. Снимая джинсы и свитер, я меняю гардероб. Ярко-синее облегающее платье, которое я надеваю поверх нижнего белья, скорее мило, чем сексуально, но я никогда раньше не пыталась одеваться вызывающе. По крайней мере, это соответствует форме. И это подчеркивает мои ноги.

Я готова в рекордно короткие сроки, достаточно лишь мельком взглянуть в зеркало, чтобы убедиться, что мой простой макияж глаз в порядке. Я расчесываю пальцами свой прямой платиновый боб А-образного силуэта, приглаживая его по коже головы. Затем я надеваю черные туфли на каблуках с ремешками и тихо открываю дверь спальни.

В коридоре тихо, и я надеюсь, что это означает, что мои родители в своей комнате и готовятся ко сну. Они, как правило, встают рано, поэтому обычно удаляются спать тоже рано. Мне точно не хочется объяснять, куда я иду в таком виде в девять часов вечера.

Идя на цыпочках, чтобы производить как можно меньше шума, я спускаюсь по лестнице и добираюсь до входной двери так, чтобы никто меня не заметил. Только выйдя на улицу, в оживленную осеннюю ночь, я высвобождаю дыхание, которое задерживала.

— Мисс Ришелье, — приветствует меня Хэнсон со своего обычного места на крыльце. И хотя я знала, что он будет там, мое сердце все равно учащается, когда я знаю, что кто-то видит, как я ухожу.

— Привет, Хэнсон, — небрежно здороваюсь я, замечая Ефрема, ожидающего меня через дорогу. — Спокойной ночи! — Кричу я, сбегая по ступенькам и уверенно направляясь в его сторону.

Надеюсь, если я буду вести себя так, будто это совершенно нормально, Хэнсон не почувствует необходимости что-либо говорить.

Мое сердце замирает, когда яркие голубые глаза Ефрема встречаются с моими. Я даже не знаю, чего ожидать от сегодняшнего вечера. Но после того, как я видела его в последний раз, мне не терпится узнать, что он задумал. Я продолжаю переживать ту ночь вместе… То, как он прижал меня к стене и жестко трахнул…

Я никогда не знала, что боль может быть такой приятной, или что его собственническая ярость может так сильно меня возбудить. Но Ефрем, конечно, говорил так, будто у него есть некоторый опыт в этом вопросе, и теперь я хочу знать, что он подразумевает под грубой игрой.

— Привет, — шепчу я, внезапно смущаясь на своих высоких каблуках и в коротком