— Ну, значит, лоцман это, — порешили моряки.

Всю ночь быстрым ходом шли, а к свету близко, когда обвидняться малость стало, до Сталинграда осталось рукой подать. Глядят моряки и видят, что на носу стоит сам Сергей Миронович Киров.

Хотели моряки кое о чем важном поспросить его, да тут как раз в это самое время их пароход к Сталинграду подошел. На пароходе суета поднялась, чалиться надо, а после уже, когда причалили, хватились, а Кирова-то уже нет ни на носу, ни на пароходе.

Такие вот дела бывают. Любил Сергей Миронович Киров наших каспийских морячков и в трудную минуту всегда выручал их из беды.

25. О вещих снах

1. Гадала на картах военным, одно говорила: «Победа будет за нами! А дорога наша будет совместная (Америка, Англия, Франция с нами победу делили)».

Когда спросил один, уходивши на войну, вернется ли он, нагадала, от бомбежки, мол, ты не укроешься, а умрешь лишь тогда, когда я скажу.

И вот — сидели дома, бомбежка началась. Надо уходить, прятаться, а он остался. Я ему сказала: «Хоть нос, да выщеплет тебе». А во сне мне приснилось, в какую деревню и в какой дом мне надо идти скрываться от бомбежки. Так я и жила у одной женщины. И в эту ночь так все разбомбило, так разбомбило! А его, того мужчину, тоже взрывной волной отбросило, а осколком нос отщепило.

Я немецкие самолеты чувствовала, когда они еще только из Берлина вылетали. «Ты как воздушное радио», — говорили соседи.

2. Когда я приехала на свою станцию, соседки все время ходили ко мне: «Пойдемте к Сергеевой. Она говорит, и сердцу легче, радужнее!»

Помню, день был пасха. Пришли они ко мне. И говорю: «Женщины, не плачьте! Скоро мы поедим хлеба, настоящего хлеба!» — «Ой, не-е-ет!» — «Вот посмотрите. Июнь — июль месяц, уже нам будут сколько-то давать хлебца».

А я сон видела такой. Моя сестра в войну погибла. В какой одеже она погибла, в такой я ее и вижу. И вот, мол, это на том свете. Кто там есть, они вырастают (выращивают. — А. Г.) хлеб. Держит она лопаточку такую (отец веял ею на гумне зерна), и тут такой большой ворох, пуда на четыре, на пять. Сыплет и говорит: «Это моей сестре Мане. Она будет в войну жива и будет сыта». И вот так я уговорила женщин, чтоб не плакали. И время-то шло к новому хлебу!

26. Из воды молоко

В Луге был такой случай в тысяча девятьсот сорок втором году. В одну квартиру зашел незнакомый человек. И стали они говорить, что вот молока бы попить. Он взял таз, налил туда воды. Обошел три раза кругом таза. В тазу стало молоко вместо воды. Но они, конечно, не стали пить, хотя были и голодные.

Этот же человек стал говорить хозяину:

— Хочешь, я тебя научу так делать.

А хозяин сказал:

— Связаться с чертями — будет худо помирать.

27. Выживало из дома

А то еще рассказывала Ира Одинцова, тоже моя подруга, что у них в войну в Казанской, где они были эвакуированы, поднималась подвальная доска.

Закроют подвальную дырку. Утром встают — опять открыта.

Эта тетка им сказала:

— Вас выживают из этого дома.

Так они и уехали. Выжило их из дома.

II. Великая Отечественная война в других повествовательных жанрах

А. Сказки

1. Как фашистский генерал к партизанам в плен попал

Жил да был фашистский генерал. Уж такой он был лютый, что даже самые злые собаки — и те дивуются на его злость.

Ладно. Пришел это он с войском большим в нашу деревню и шумит:

— А где народ, почему в деревне пусто?

Говорят ему:

— Придется вам, ваше свинородие, лечь натощак, весь народ разбежался, один глухой старик остался.

— А привести мне этого старика, — шумит генерал.

Приказано — сделано. Привели ему старика Пахома, который сидел у себя дома на печи.

— А ну, — шумит генерал, — отвечай, где народ?

— А народ, — говорит Пахом, — в лес подался, и свиней, и кур, и всю живность угнал.

Пуще залютовал генерал.

— А далеко ли, — спрашивает, — лес?

— А лес у нас стоит на гладком месте, как на бороне, верст двадцать в стороне, а в лесу этом и коровы, и свиньи, и гуси. Гуси так и рвутся в жаркое, а свиньи носами в землю стукают, в котлы просятся, ждут вас, ваше свинородие, не дождутся.

Обрадовался генерал, приказал в трубы трубить, лес окружить, от жадности трясется, хочется ему пообедать, свининки отведать, гусей на заедки, а солдатам — генеральские объедки.

Смекнул Пахом. Побежал к себе в дом, малого внука в лес посылает, дает ему наказ: скотину по лесу распустить, а партизанам о врагах доложить.

Ведет генерал войска к лесу, от жадности глаза разгораются, брюхо раздувается.

Видит генерал коров и свиней, куриц и гусей.

— А ну, — шумит он, — живыми всех словить, чтобы было чем закусить!

Побежали — кто за коровой, кто за быком, кто за свиньей, а кто за петухом.

Свиньи по полю разбегаются, коровы бодаются. Бегают солдаты за скотиной, за гусями лезут в болото — ну, как есть, настоящая охота!

Остался генерал один. Рот разевает, зубами щелкает, бельмами ворочает.

«Эх, — думает, — хороша пожива. Салом нажруся, молоком напьюся, будет мне всего и про запас».

Думал так генерал, да малость и всхрапнул. Спит генерал, а партизаны врагов окружили да всех и побили.

А фашистскому генералу снится сон, как обжирается он и поросятиной, и гусятиной. Яйцо целиком в пасть бросает, курицу с перьями пожирает, свиную ногу в горло сует, да никак не прожует. Быки и коровы на генерала наступают, в пузо его попасть желают.

Генерал всех бы съел, да от натуги покраснел. Жилы у него раздулись, того и гляди лопнет.

Проснулся генерал, смотрит, а руки у него завязаны, на шее веревка, а кругом партизаны.

— Следуй, — говорят они генералу, — за нами, а угощать теперь мы тебя будет сами. Учиним мы тебе, жадный пес, допрос.

Так не пришлось фашистскому генералу отведать нашего гуська — а тут и сказка вся.

2. Живоглот

В некотором царстве, в некотором государстве, но только не в том, где мы живем, вывела жаба-немка выродка звериной породы. Шкура у