Шрифт:
Закладка:
Молодежь – парни допризывного возраста и девушки всех возрастов – развлекались на гулянках. Гулянки обычно начинались вечерами, кончались к утру. Парни пили водку, горланили частушки и плясали с девчонками под гармошку. Чем многолюднее случалась гулянка, чем больше играло на ней гармоней, тем она считалась лучше, богаче: «Баская была гулянка – о пяти гармоник!». Гулянки часто заканчивались пьяными драками или буйным озорством. Завалить изгородь, разломать в ней тычины, раскидать поленницу, поставленную на зиму, было обычной забавой разгулявшихся парней. Зимой вместо гулянок традиционно проводились «беседки». В один из зимних вечеров Лизка, дочь Флегонтовны, заявила Мирре, что в следующую субботу «беседки» будут в нашей избе, что мы для этого должны потесниться и не мешать.
Пришлось нам сдвигать наши кровати и пожитки в угол, после чего Колька вбил два гвоздя в стенки, натянул веревку и повесил занавес, отгородив нас от помещения, где должны были проходить «беседки». Маму вся эта пертурбация сильно расстроила, а нам с Миррой было интересно, несмотря на то, что нам пришлось несколько часов сидеть в неудобных позах на своих узлах, взгроможденных на кровати.
Лизка «примыла» пол ровно до занавески, подвесила к потолку лампу-молнию, вынесла с Колькой стол и кадки с цветами, расставила по стенкам лавки, уселась с прялкой на одной из них и стала ждать гостей. Вскоре пришла первая ее подружка с прялкой, уселась на ступицу и на ней объехала все лавки, «чтобы беседки были хорошими». Потом начали приходить и рассаживаться по лавкам и другие девушки, каждая со своей прялкой. Парни ввалились вместе разноголосой гурьбой, и в избе стало сразу шумно и весело. Заиграла гармоника. На середину избы выскочил парень в куртушке и кепке и пустился в пляс, дробно печатая пол кирзовыми сапогами, а напротив его вышла девушка, ожидая его частушку. Парень:
Что ты, милка, зазнаешься,
Али харя широка?
Я видал такую харю
На базаре у быка.
Общий смех, в основном мужской. Отплясав свое, он встал в позу. А девчонка, махнув платочком и приняв вызов, стала выбивать чечетку и петь:
Из Сибири ты приехал
И полпуда вшей привез,
Батька думал, что овес
И на мельницу увез.
Общий смех, преимущественно женский. Парень:
Из тюремного окошка
Посмотрю на Ленинград.
Все там девочки гуляют,
Чем я, мальчик, виноват?
Девушка:
Из тюремного окошка
Посмотрю на Вологду.
Принеси, залетка, хлеба,
Помираю с голоду.
На смену первому парню выскочил второй, ударил шапкой об пол и продолжил тюремно-географическую тему:
Из тюремного окошка
Посмотрю на город Буй,
Принеси, залетка, хлеба…
Допеть ему не дали дружно вскочившие девки. Они вытолкали хулигана на кухню и закрыли дверь. Это не помешало ему, однако, через пять минут вернуться и продолжить участие в общем веселье.
Один из ребят решил потешить девок по-своему. Раздобыв где-то книгу по искусству, он раскрыл ее на странице с фотографией скульптуры Аполлона Бельведерского и стал обходить весь круг, тыкая пальцем в книгу и произнося каждый раз:
– Глянь! Голый парень! А?
Девки хихикали, отворачивались от такой срамотищи, отпихивали его руками, а он невозмутимо продолжал свой обход.
– Искусствовед, – покачала головой Мирра.
Между тем «беседки» вступили в новую фазу. Между плясом и песнями кто-нибудь из парней приглашал выбранную им девчонку в «барабу», и пара на некоторое время исчезала в темной кухне. Девчонка могла отказаться от «барабы», и это считалась позором для парня – его потом осмеивали чуть ли не до следующих гулянок или «беседок». Таков был обычай.
На все это мы с Миррой смотрели из занавески во все глаза, а она что-то быстро записывала в дневнике.
«Беседки» закончились поздней ночью и продолжались на улице, превратившись в гулянку. А мы, распрямив затекшие руки-ноги, стали перетаскивать кровати на свои места и приводить комнату в прежний вид.
Частушки с гулянок быстро перелетели в детдом, прилипли и четко запечатлелись в памяти на всю жизнь.
Мантуровская милиция
Хорошая была,
По нагану отобрала,
По кинжалику дала.
Из нагана дали выстрел,
По реке пошел туман.
Что ты голову повесил,
Наш веселый атаман?
Всю пшеницу за границу,
А картошку на вино.
А голодные колхознички
Пойдемте на кино!
Состряпай, маменька, селяночку
Последний раз у вас я ем.
Скоро в армию забреют,
Больше вам не надоем.
Посмотри, родная мать,
Как солнце закатается.
Не последний ли сынок
В армию сбирается?
Нина Иванова
Мы слышали про деревенские «беседки», и мне очень хотелось посмотреть, что это такое. Я упросила одного деревенского парня, Аркашку-пекаря, взять меня с собой. Он был такой здоровый, крутой, лучше всех с гор на лыжах катался. Он сначала удивился:
– Куда тебе, малявка? Что ты там делать будешь?
Но я пристала к нему – своди, да своди. Уговорила. Пошли мы с ним, а мне и интересно и боязно очень. Ну, пришли, там пляс, частушки, а Аркашка поплясал немного и с одной девчонкой в «барабу»… А я за ним – на меня там никто внимания не обращал. А в «барабе» Аркашка девку тискает, а она визжит, чуть не плачет: – Отпусти!
Ну, я думаю: надо девчонку спасать, он ведь ей больно делает. Вцепилась ему в брюки и оттаскиваю. Он разозлился, меня ногой как двинет, как собаку: – Мотай отсюда!
А я опять в него вцепилась, опять тащу. Девчонка орет, Аркашка матерится, а я не отпускаю…
Ну, тогда он девчонку бросил, меня за руку своей клешней схватил и из избы потащил. Злой, как черт. Быстро, чуть не бегом, меня до детдома дотащил, все за руку по дороге дергал со зла, а там бросил и напоследок крикнул:
– Вот ты, малявка, плесень такая, всю «барабу» мне испортила! – и бегом назад, в Угоры…
Лев Разумовский
Два эпизода вокруг церкви, вроде бы не связанные между собой, однако по странному стечению фактов и по размышлению над ними, возможно, и взаимопереплетенные.
Церковь досталась нам в довольно приличном состоянии: крыша не текла, полы чистые, потолки и стены побелены, низ столбов и стен покрашен коричневой масляной краской. Как-то у меня возник вопрос: был ли на куполе крест? Старуха Мирониха, к которой меня отослали по причине того, что она хоть и старая, а все помнит, да и молится до сих пор, охотно рассказала:
– Крест-от был – как ему не быть? И ограда церковная металлическая была, и кладбище коло церкви было.
– А куда ж все девалось?
– Дак куда? Все порастаскали. Решетки еще в двадцатом посымали да куда-то увезли. Столбы кирпичные народ на печи перетаскал. Кладбище тоже: много баских камней было, куда-то все перетаскали, вон два-три еще валяются в лопухах.
– А крест?
– А крест, паря, никто сымать не хотел. Боялись, Бог накажет. А начальство с району велело сымать. Потом уж коммунист один с Поломы, Васька Крутцов,
