Шрифт:
Закладка:
В своём странствии он остановился в одной непримечательной деревеньке, где за день до этого пропал пацанёнок и который вернулся домой как раз к тому моменту, когда монаха разместили на постой в семье старосты деревни. Оказалось, что малой наслушался от более старших товарищей страшилок о чёрном кургане, в который в каждую грозу били молнии и на котором ничего не росло, вот ему и стало любопытно глянуть на него. Дети в любую эпоху одинаковы. Когда вечером родители хватились мальчика, он уже был далеко от деревни, а на следующий день, когда собирались организовывать поиски, он сам вернулся домой.
Рано утром он после побудки, взяв с собой ломать хлеба и пару яблок, отправился в сторону кургана. Он был в четырех часах ходьбы от деревни, но мальчику потребовалось вдвое больше времени, нежели взрослому человеку, чтобы добраться до места. Как потом рассказывал мальчик, он не мог толком объяснить, что его к этому подтолкнуло, но он забрался на самую вершину кургана, откуда провалился вовнутрь него и опять без подробностей. Помнит как стоял на вершине, а затем хоп, и следующее его воспоминание уже начинается внутри склепа. С его слов, он оказался в темном помещение, стены которого были выложены камнем и по периметру всей стены сидели мумифицированные воины в неведомых доспехах, которых он тогда до жути испугался. А в самом центре был высокий алтарь на котором лежало тело, прибитое к нему множеством мечей. Причём тело на алтаре не выглядело древним, а словно его только сегодня упокоили. А дальше малец ничего не помнил, ни как выбрался из Кургана, ни того, как добрался до деревни.
Монах же, услышав эту историю из первых уст, вознамерился побывать там и самому всё осмотреть. Скорее всего его помыслы были не чисты, но францисканец был очень осторожным человеком, что даже своему дневнику не открывал своих корыстных мыслей, написав в нём, что хотел на следующей день отправиться к этому кургану, дабы удостовериться в его безопасности для церкви.
Думается мне, что он хотел поживиться ценностями, которые обязаны были там быть. Вот только утром францисканец уже и думать забыл о своей идее туда сунуться.
Когда раздались первые крики петухов, оповещающих округу о том, что наступило утро, на всю деревню раздался истошный крик из дома, где жил ребёнок, который вчера вечером нашёлся и рассказал о захоронении в Кургане. Кричала же его мать, что утром в кроватке сына нашла его мумифицированный труп.
События, описанные в дневнике монаха, происходили в 1310 году, а дневник этот попал в руки отдела инквизиции, занимающегося нахождением скверны и уничтожения всего, что связанно с язычеством. Но судя по служебной записке, приложенной к дневнику уже в Ватикане, руки следственного отдела инквизиции так и не дошли до этого дела. А это значит, что курган всё ещё может быть нетронутым. По моим прикидкам это может быть захоронение либо скифов, либо киммерийцев, и ему не менее трёх тысяч лет.
И моя интуиция шептала мне, что там определённо есть что-то интересное.
Мои иллюзорные птички уже бывали в тех краях и даже нашли тот самый курган. Ну как тот самый, он больше всех подходил под описание, среди десятка подобных ему, что можно было встретить в тех краях. Он был с чёрной проплешиной на своей вершине, на нём ничего не росло, а рядом неподалеку был небольшой городок, которой скорее всего разросся из той самой деревеньки за двести шестьдесят лет, что прошли с тех событий, свидетелем которому был монах-францисканец.
Дождавшись позднего вечера в тех краях, я прямо из Англии переместился туда аппарацией.
Перед тем, как взобраться на холм, я предварительно навесил на себя несколько Личных защит, активировал защитные артефакты, а также подвесил на свою ауру несколько заклинаний, которые могли бы мне пригодиться, если я вдруг встречу там нежить, нечисть или даже демона. Но я не ограничился только этим, а призвав из пространственного кармана три эликсира, один из которых увеличивал регенерацию маны, второй повышал мои и без того немалые физические показатели тела, а третий являлся универсальным сильнодействующим противоядием, хотя мой собственный иммунитет нага-василиска тоже был не слабым, я выпил их один за другим.
В руке у меня сейчас была боевая шпага лучшего толедского мастера-кузнеца, лично мною зачарованная и на которую я нанес освещённое серебро, полученное от Папы Римского в дар.
Оказавшись на вершине, обнаружил что в самом её центре находилось странное пространственное искажение, изучив которое, я понял, что оно ведёт внутрь кургана, сквозь непрошибаемую даже для меня с наскоку защиту. Что-то меня стали грызть сомнения, а надо ли мне туда лезть? Ведь больно крутой охранный контур здесь установлен и то, что он там может скрывать, явно было чем-то угрожающим. Но времени на подумать у меня не оказалась. Эта чертова аномалия резко увеличилась в размере и, зацепив мою ауру, утянула в курган.
Дезориентации у меня не было, ведь я уже сам довольно давно практикуюсь в аппарации и более-менее наловчился переносить воздействие смещения и перехода по измерению гиперпространства обратно в трехмерное.
Блин, и куда я опять влип?!
Я оказался в круглом и небольшом купольном зале, где вдоль стен, прислонившись спиной к ней, сидело одиннадцать мертвых тел воинов-чародеев. Откуда я понял, что не просто воинов, а то что они все являются магами? Так они были увешаны артефактами и амулетами, а у каждого в груди, напротив сердца, торчал кинжал.
Обойдя по кругу зал, я, не приближаясь близко к мумифицированным трупам, стал изучать их одеяния и артефакты, что даже спустя тысячелетия всё ещё были рабочими и выполняли какие-то функции, но без диагностирующего ритуального круга я не мог разобраться в их назначении, так как впервые столкнулся с подобной школой артефакторики. Сами воины были одеты в задубевшие кожаные доспехи с небольшими бронзовыми защитными включениями в него, и на всём этом когда-то лежало качественное зачарование, которое правда не пожалело время, и о его существовании когда-то говорили лишь едва различимые следы в астральном теле доспехов. Было сложно определить расовую принадлежность трупов по их высохшим и скукоженным головам, но они скорее напоминали европейцев, чем кочевников, на что намекала их одежда и говорила об их кочевом образе жизни. Ещё одной