Я сунул ключ в скважину пускового замка, щелкнул рычажком над замигавшим индикатором. Послышалось тихое шипение — кристаллы туэрлина вошли резонанс и энергично начали греть воду, вмиг доведя ее до кипения. Пустилась паровая турбина электрогенератора. Прелесть новых моделей эрмимобилей в том, что электрогенерация не требует топлива. Здесь она устроена на резонансе кристаллов, преобразующий энергию эрминговых потоков в тепло. А ведь самые старые модели тех же эрмимобилей работали на угле, позже на жидком топливе: спирте или продуктах нефеперегонки.

Ехать я не спешил, наслаждаясь слаженными звуками работы моего «Гепарда», приятной подсветкой салона и приборной панели. Потом уже неторопливо тронул машину, вырулил на дорогу и поехал к Владимирскому проспекту. Там вышел на скоростной ряд и дал стальному зверю побольше воли. Стрелка на полукруге шкалы быстро доползла до ста двадцати километров в час. Больше разгоняться в столице нельзя даже лицам из дворянства, но граф Елецкий часто нарушает правила, так что мне можно. Вот я легко обошел «Электру-22» и нагнал спешащий изо всех сил «Урфин». Вспомнилось, что Ленская, катая меня по нашему Елисеевскому району на своей резвой «Электре», разгонялась до ста сорока.

И что мне на ум снова и снова приходит Ленская? Почему она так странно повела сегодня? Мне захотелось увидеть ее, и я бы так и сделал, если бы она ответила на мое сообщение. Однако, ответа не было. Проехав через центр Москвы, свернув зачем-то к Басманному, я проехал недалеко возле демидовских башен: Золотого Шпиля и Хрустальной Иглы, думая об Ольге, о том, что не так давно тем на высоте, госпожа Ковалевская окончательно и бесповоротно стала моей. И этот вечер всегда был и будет очень ярким, памятным для меня. Но по неведомым мне причинам мысли снова вернулись к Ленской. Это было странно. Я отстранился от них и поехал домой.

К ужину я, конечно, не успел, мама так и не дождалась меня. Это я понял, не выходя из «Гепарда», потому как в столовой горела только дежурная подсветка в бра на стенах. Я поставил эрмик поближе к входной двери. Да, может для кого-то неудобно, но пока так. Взял дорожную сумку Элизабет, запер «Гепард» и, взбежав по ступеням, вошел в дом.

На приветствие охранников ответил:

— Теперь у вас хлопот добавится: смотрите, чтобы мой «Гепард» не убежал!

— Ваш⁈ Александр Петрович, в самом деле что ли обзавелись? — Лущук припал к окну, разглядывая эрмик стоявший у порога.

Слава Шухтин даже дверь открыл и, выражая восторг, зацокал языком. Тут же подошел Антон Максимович.

— Ну вы даете, ваше сиятельство. Дайте хоть поближе посмотреть, — дворецкий вышел на порог.

— Смотреть, но руками не трогать, — важно сказал я и тут же, в миг наступившей тишины, пояснил. — Вообще-то шутка. Могу даже дверь открыть, если кто желает посмотреть салон. Хотя лучше завтра.

Оставив дворецкого и охрану любоваться моим весьма дорогим приобретением, я направился к столовой, и услышал на полпути голос Антона Максимовича:

— Ваше сиятельство, матушка требовала сообщить, как прибудете. Ждет она вас чего-то.

— Ну так сообщите, — ответил я, подумав, что нелегкую сумку миссис Барнс не стоило тянуть в столовую, но уже потянул.

В столовой никого не было и я, оставив сумку на стуле, отправился на поиски служанки. Заглянул сначала в комнату, где чаще всего отдыхает Надежда Дмитриевна — она была пуста. Затем прошел на кухню и увидел, как за подсобным столом сидит Ксения, положив голову на руки, сложенные на столешнице. Похоже толстушка спала в это не самое удобное для сна время. Я тихо подошел сзади. Мои ладони легли на ее бока, туда, где начинались груди. Ксюша, чуть шевельнулась и издала томное: «Ммммм….». И мне захотелось пошкодить еще: ее большие, тяжелые груди оказались в моих ладонях. Конечно, это богатство не помещалось в руках. Нет сомнений сейчас я держался за самые крупные дыньки, которые довелось трогать в этом мире. И я с удовольствием сжал их, тоже издав долгое: «Ммммм!..».

Ксюша встрепенулась и тут же вскочила с табурета.

— Ваше сиятельство!.. — ее пухлые щечки стали пунцовые, глазки заморгали.

— Как спалось? — я провел пальцем по ее щеке, где от сна образовалась меленькая складочка.

— Виновата, ваше сиятельство! — румянец на ее лице стал еще ярче.

— В чем? — я едва сдержал смех. И поманил ее пальцем. Когда она наклонилась, сказал: — У тебя прекрасная груди, такие полные, свежие. Дашь еще потрогать?

— Да… — тихо выдавила она.

— Как-нибудь потом. А сейчас накорми меня ужином, — я подмигнул ей. — Что, кстати, есть готовенькое?

Из всего перечисленного я выбрал каре ягненка по-осетински и блинчики с вареньем под чай. Направился в столовую, при этом думая так: «Елецкий, ну какого черта⁈ У тебя с девушками явный перебор! Такой, что уже караул! Надо держать себя в руках, а не мять ими каждую аппетитную грудь. Зачем тебе потребовалось дразнить еще и служанку⁈». Вопросы вроде здравые, но у меня не было на них ответа. Причем не только в этой жизни, но и во всех предыдущих.

Я вышел из кухни и увидел маму, подозрительно поглядывающую на сумку Элизабет, на боку которой белела надпись: «London is the city of your dreams».

— Мам, не верь написанному, — сказал я, походя, обнял ее и поцеловал в щечку. — Завтра поедешь встречать Майкла?

— Да, Саш, обязательно. Я же скучаю. Мне было одиноко эти дни. Тебя почти никогда нет дома. А что это, — графиня кивком указала на дорожную сумку. — Я уже по надписи подумала, может Майкл прилетел раньше, хотя такое не может быть. Он мне недавно прислал еще одно сообщение.

— Это вещи Элизабет, и нужно чтобы их внимательно посмотрел Майкл, — я открыл сумку, достал египетскую маску и приложил к своему лицу, сказав несколько слов на древнеегипетском. Елену Викторовну это не впечатлило, как и то, что в моих руках настоящая древняя маска, которая может стоить как наш особняк.

Вместо этого мама сказала с недовольством:

— Ты снова виделся с этой сукой? Как это вышло, что она здесь раньше Майкла?

— Мам, что за выражения? Ты