и я, пожалуй, — сказал Король.

— До свидания, — ответил Ришельенко.

— Надеюсь, что оно не состоится, — сказал Король и, поклонившись, вышел.

Он сразу ссутулился и стал похож на человека, только что потерявшего кого-то из близких. Возвращаться домой ему не хотелось, ему вообще никуда не хотелось, и он бесцельно пошёл по улице, пока не дошёл до своего любимого ресторана, где и остался на некоторое время отпраздновать вечер воспоминаний о бриллиантовых подвесках.

А Анна Леопольдовна продолжала делиться своими переживаниями с Бонасеевой — и не жалко было ей своих платьев: многие из них успели уже надоесть ей за два — три раза, когда она их надевала, а некоторые и вообще впервые увидела, когда с ними расправлялся Король. Переживания были совсем другого плана. Как там Жора? Что про него рассказывает профессор?

Катя некоторое время пыталась поддерживать легенду о том, что ездил действительно профессор, но потом решила открыть карты: в конце концов и Анна Леопольдовна могла бы пораньше предупредить её о том, что ей предстоит выступить в качестве «подруги», которой были отданы подвески.

— Как ты доверила такие ценности мальчишке?

— Какой он мальчишка, он вполне взрослый мужчина! — защищалась Катя.

— Если только успел им стать перед отъездом с твоей помощью! — совсем разошлась Анна Леопольдовна.

— Ну хорошо, пусть так, но подвески на месте! — не сдавалась Катя.

— Ну и что, а если бы были не на месте? — Анну Леопольдовну можно было спокойно сдать в Палату мер и весов в качестве эталона женской логики.

— А профессор совсем свихнулся: мог бы взять и отдать их сразу Ришельенко.

При упоминании Ришельенко Анна Леопольдовна сразу успокоилась.

— А мальчик так старался, — попробовала ещё раз попытаться получить обещанные наградные Бонасеева. — И потом, вы думаете, ваш Жора — ангел? Думаете, он бегал по всей Одессе за Вартаняном, чтобы всучить ему эти подвески? Как бы не так! Я вам уже рассказывала.

— Да, действительно мальчика надо отблагодарить, — согласилась Анна Леопольдовна. — Где он сейчас?

— У меня на квартире.

— Позвони ему, пусть приезжает. Да не бойся, Король теперь долго не вернётся. — Анна Леопольдовна хорошо знала своего мужа. — И вообще почему бы нам не отпраздновать хеппи-энд этой истории? Давай устроим ужин. Я сейчас обзвоню кого надо.

Она уже направилась к телефону, но спохватилась:

— Ах да, сперва позвони ему.

Когда в комнате Вартаняна раздался звонок, он стирал рубашку.

— Это ты, дорогой? — нежно сказала Бонасеева, памятуя о том, что предстоит ещё как-то выманить у Вартаняна те триста рублей, которые, по её мнению, Анна Леопольдовна вручит ему в качестве упомянутой благодарности.

— Да. Ты скоро вернёшься? — нетерпеливо спросил Вартанян.

— Я вернусь вместе с тобой, милый. А сейчас ты приедешь сюда. Адрес помнишь?

Бумажка с адресом лежала у Вартаняна в кармане ещё с первого посещения Анны Леопольдовны, и он быстро нашёл её.

— Да, он у меня записан.

— Ну, вот и давай. Мы ждём тебя.

— Но у меня рубашка не высохла, — простодушно признался Вартанян.

— Ну, придумай что-нибудь, — сказала Катя таким голосом, что Вартанян обязан был почувствовать себя мужчиной, на которого не грех опереться такой женщине, как она. И опустила трубку.

Вартанян заметался по квартире. Надо было что-то предпринять. Вдруг он увидел в ванной фен и понял, что надо делать: он отжал рубашку так, что она затрещала, повесил её и начал сушить феном. Но сохла она дольше, чем хотелось бы, и от нетерпения он переступал ногами, что тоже помогало мало.

Опять раздался телефонный звонок — снова позвонила Катя и в самых нежных выражениях сказала» что прошло уже полчаса и пора выезжать. Вартанян начал с таким остервенением орудовать феном и рубашкой, что, знай об этом предприятия, выпустившие эти изделия, они непременно использовали бы описания его усилий для рекламы своей продукции.

Наконец рубашка достигла такой кондиции, когда уже не прилипала к телу. Вартанян мигом оделся и пулей вылетел из дома. Через считанные минуты он звонил в квартиру Короля — складывалось впечатление, что в городе по такому случаю появились такси, работающие на быстрых нейтронах.

Открыла ему Катя, которую он принялся тут же целовать с присущей ему работоспособностью. Но она увернулась и опасливо показала на дверь гостиной: там раздавалось множество весёлых, возбуждённых голосов.

Анна Леопольдовна вышла в прихожую с криком:

— Где он? Вот он!

У Вартаняна аж захватило дух от такой красоты. Перья над головой, меха, шелка и бриллианты напоминали что-то сказочное.

— Дорогой вы мой! — сказала Анна Леопольдовна, обняла Вартаняна одной рукой, держа в другой мундштук с сигаретой, и прикоснулась щекой к его щеке. — Всегда в вашем распоряжении. — Она томно глядела в глаза Вартаняну. — Если вам будет нужна моя помощь, то всегда, всегда…

— Спасибо, — прошептал Вартанян.

Анна Леопольдовна посмотрела на него внимательно, потом порылась в сумочке и протянула что-то.

— У вас глубокие глаза, юноша, — сказала Анна Леопольдовна, — и вы должны любить прекрасное. Сходите со своей девочкой. Это два билета на Мерлезонский балет.

— Спасибо, — едва вымолвил Вартанян, и Анна Леопольдовна тут же удалилась. — А что это? — обратился он к «девочке», каковой в данном случае была Катя Бонасеева.

— Дурашка, — мрачно рассмеялась она, — в Москву приехал балет из Франции. Билеты по четвертаку идут. А теперь поезжай домой и жди меня, я скоро вернусь.

И, шлёпнув слегка Вартаняна пальчиками по губам, Катя Бонасеева пошла, раскачиваясь, из прихожей, разочарованно думая о потерянных трёхстах рублях. «Ну, хоть балет…» Она умела себя утешить.

Глава 19

Свидание

На другой день Бонасеев уезжал на курорт. Катя должна была приехать к нему через два дня.

С утра в квартире шли сборы, во время которых Вартанян сидел у себя в комнате и ежеминутно подносил к уху часы, очевидно, беспокоясь, как бы профессор не опоздал на поезд. Но профессор никогда не опаздывал: он точно вовремя ушёл, то есть тогда, когда Вартанян уже готов был швырнуть часы о стенку.

Как только за профессором захлопнулась входная дверь, Вартанян сорвался с дивана, как с низкого старта, и помчался искать Катю. Он нашёл её в гостиной и принялся целовать с настойчивостью, наблюдаемой в природе в процессе стихийных бедствий.

— Да подожди же ты, нетерпеливый, — вырываясь, говорила Катя. — Давай устроим сначала пир в честь твоего возвращения. Пойми, всё должно быть красиво. Я сейчас всё приготовлю, а ты сбегай купи хорошего вина.

Вартанян побежал за вином, а Бонасеева принялась хлопотать на кухне. Вскоре он вернулся, и через полчаса они уже сидели за хорошо сервированным столом и