Саши на лбу, падали на шерстяное пальто и волосы. Она закурила. Джонни Берг тоже курил, вспомнилось ей. Выглядел он не как курильщик, ей нравилось, что и у этого человека с характером есть своя слабость. Скверная привычка явно нажита им в горячих точках, когда он был журналистом и работал без праздников и выходных, она прямо воочию видела его в прокуренном баре для экспатов, в Бейруте или в Кабуле. Все военные корреспонденты курят.

Почему он не дает о себе знать?

Глава 23. Пассивная эвтаназия

Добро пожаловать, – сказал Улав, – на это чрезычайное заседание, первое после трагической смерти мамы.

Сири Греве сидела у другого конца стола. Как референт и председатель собрания.

– Где Григ? – спросила Александра.

Улав подозрительно взглянул на дочь, сидевшую у торца. Одно дело, когда она пренебрегала его настоятельными увещеваниями не углубляться в темные Верины лабиринты. Другое (хуже): она – на основе этих своих разысканий – втайне готовила заговор, чтобы сместить его. И уж совсем скверно, что в засаде караулил некий Джон Омар Берг, который намерен связать все это вместе. Они встречались?

– Юхан Григ хворает, – ответила Греве. – Как известно, у него слабое здоровье, однако и доверенности он не прислал.

Хотя бы одна хорошая новость, подумал Улав. Судя по всему, Григ сдержал слово. Ничего не сказал.

– Главная задача нашей сегодняшней встречи – разобраться в ситуации вокруг наследства, а точнее, маминого завещания, и прикинуть, какие последствия это возымеет для нашей деятельности, – сказал Улав. – Но сперва позвольте сообщить, что подготовка мероприятия    SAGA Arctic Challenge на «хуртигрутен» идет своим чередом. Мы организуем конференцию на таком уровне, какого в Норвегии еще не видели. И не только это: мы наконец-то поставим точку в непростой для нашей семьи истории с «хуртигрутен». Сверре, пояснишь?

– Ну что ж. – Сверре помедлил. – Ралф Рафаэльсен к телефону не подходит, а его помощник только что прислал мне мейл, где пишет, что господин Рафаэльсен все-таки не сможет предоставить свой экзокостюм.

– Почему?

– Вот сам и спроси у него. Я полагаю, ему не понравилась последняя встреча. Недостаток уважения, так написал помощник.

Некоторое время Улав пристально смотрел на сына.

– Рафаэльсен самодовольный тип, склонный к театральным эффектам. Этот пустяк уладишь ты, Сверре.

Он кивнул Греве.

– Итак, кончина Веры Линн, – вступила адвокат. – Ситуация с завещанием без изменений. Нам известно только, что в день смерти она его забрала. И, как все мы знаем, оно не найдено.

Все взгляды были устремлены на нее.

– Если мы объявим, что завещания нет, то фактически это означает, что Улав как единственный сын Веры является ее прямым наследником и собственность покойной, в том числе недвижимость на Хорднесе, охотничий домик и Редерхёуген, отходит ему.

– Я требую отсрочки, – сказал Ханс Фалк.

– Ханс Фалк просит слова, – сухо произнесла Греве.

Улав пытался читать в лице племянника. Может, он недооценил Ханса? И ведь не в первый раз. Пока Ханс не стал знаменитым врачом-гуманистом, Улав никогда не принимал его по-настоящему всерьез и теперь жалел об этом. Они могли бы работать сообща, Ханс мог бы обеспечить САГА недостающий гуманитарный масштаб. Но теперь уже слишком поздно.

– Накануне самоубийства, – сказал Ханс, – Вера звонила мне…

– Мы же слыхали эту историю, – перебил Улав. – Ты рассказывал ее всего два дня назад.

– Не торопись, Улав, – спокойно сказал Ханс. – Может, ты и слышал эту историю, но слышали ли все остальные?

Остальные смотрели на него вопросительно, что он явно воспринял как просьбу продолжать.

– В ходе разговора, который, как можно проверить в моем телефоне, продолжался девять минут тридцать четыре секунды, Вера попросила меня немедля приехать в Редерхёуген. Она, мол, хочет сообщить мне об изменениях в завещании. Каковы эти изменения, она лишь намекнула, хотя мне было ясно, что она хочет вернуть нам недвижимость на Хорднесе. Но в Редерхёуген я не успел, узнал в дороге, что она скончалась.

– И к чему ты сейчас клонишь, Ханс? – спросил Улав. – Что мы столкнули маму с Обрыва, чтобы не позволить вам получить долю наследства? Выкладывай начистоту, хватит паясничать.

– Я не знаю, что собиралась сказать Вера. – Ханс будто и не слышал. – Мое единственное требование от имени нашей ветви семьи – отложить решение. В нынешней ситуации это вполне логично.

Все это время Андреа сидела, откинувшись на спинку стула и легонько покачиваясь. Сейчас она попросила слова.

– Послушайте, в последние годы никто из вас бабушку толком не знал. Ни ты, папа, ни ты, дядя Ханс. Ни Греве, ни Магнус. Ни Сверре, ни я.

М. Магнус был прав: младшая дочь вскрыла самую суть проблемы.

– Только один из нас, сидящих здесь за столом, мало-мальски вправе высказаться о том, чего, собственно, хотела бабушка. Так что не будем слушать занудную перепалку между папой и Хансом, а лучше ты, Саша, расскажи нам, чтó интересного тебе известно об этом деле.

Александра разложила на столе бумаги, потом выпрямилась.

– Я глубоко уважаю аргументы обеих сторон, – дипломатично начала она. – Но если исходить из разговоров с бабушкой, то я согласна с Хансом: делать вывод, что бабушка не оставила завещания, преждевременно. Я имею в виду, нам нельзя спешить.

– Александра… – начал было Улав, но дочь была непоколебима.

– Я не хочу, чтобы смерть бабушки обернулась недостойной склокой меж ветвями нашей семьи. И предлагаю отложить решение до того дня, когда бергенцы смогут приехать сюда в полном составе. А тогда предлагаю провести семейный совет, где наша семья встретится с твоей, Ханс. Без сторонних адвокатов. Я уверена, бабушка предпочла бы такой вариант.

– А вот я не уверен, – буркнул Улав, но остальные кивнули, так что он явно был в меньшинстве. – Ладно, пусть будет семейный совет, – нехотя согласился он. – Но не приходите ко мне, если все кончится скандалом.

Улав почувствовал, что проголодался, и очень скоро был подан обед: нежный суп-пюре из кабачков с крутонами и плавленым рокфором, затем фрикасе из барашка с отварным картофелем и вино из собственного погреба – «Шато Марго» урожая 2005 года, одно из самых лучших. Баранина прямо-таки отпадала от костей, а ядреный томатный соус с шампиньонами и маринованным луком приятно отдавал розмарином. Не иначе как Андреа посыпала старые знакомые рецепты волшебной пыльцой.

Тем не менее он молча сидел в своем кресле (остальные сидели на стульях), в центре длинной стороны стола, а вовсе не у торца, как думают в народе. Что народ несведущ, удивляться не приходится, куда хуже ощущение, что собственная семья вышла из-под контроля.

На протяжении всего обеда Александра на него даже