плац. Конечно же, такие глупости существуют лишь в армейском фольклоре, но суть одна — хороший командир загружает своих подчиненных делом, чтобы у тех не потянуло на глупости.

Да что там в воинской части! В обычном пионерском лагере, именуемом нынче «летним», все то же самое. Если воспитатели или вожатые предоставят деток самих себе, они такого понатворят, что мало не покажется, а игра в карты или в бутылочку — самое мягкое, что они придумают.

Нам ждать неделю, если не больше. Единственное развлечение — вычерпывать из «Арго» воду, просачивавшуюся сквозь стыки свеженьких досок в днище. Но плотники с Тамани ребята мастеровитые, доски подогнали плотно, воды было мало.

Поэтому, я решил пожертвовать собой и спасти братьев от окончательного одурения и деградации. Коль скоро они такие великие спортсмены и воспитатели — тренеры, если по нашему, так пусть займутся своим прямым делом — начнут обучать молодое поколение навыкам силовых видов спорта. Вроде бы — двойная польза. Сыну Зевса развлечение, а мне навыки пригодятся. Кто знает, как там судьба распорядится? В этом мире ценится не то, что у тебя в голове, а то, что в руках. Нет, башка тоже ценится, разумеется, но не настолько, как в моем мире.

Решившись, я потом не раз об этом пожалел. Поллукс, обучавший меня кулачному бою, учил на совесть. Боже ты мой, как я летал по палубе «Арго»! Пожалуй, я так не летал в армии, когда нас обучали драться в тесном окопе, а взводный посмеивался, повторяя — мол, в траншее врагам должно быть тесно, а вам просторно.

Потом мы решили, что прыжки и скачки до добра не доведут — можно и дно пробить, или доски выломать, сошли на сушу и уже там начали устраивать тренировки.

Если бы с Поллукс обучал того Саймона, что недавно был Александром Петровичем, я бы умер сразу. Или не сразу, а помучившись. Но все-таки, несколько месяцев плавания на «Арго», тяжелое весло и бои, свое дело сделали. В сущности, я был уже закаленным и опытным воином. Тело окрепло, мышцы, если и не ходили ходуном, как у Тесея, но чувствовались. Не уверен, что смог бы выступить против мастера спорта, но супротив перворазрядника или кандидата в мастера — вполне.

А вот старший Диоскур мог бы претендовать на должность старшего тренера национальной сборной Греции по боксу. Разве что — пришлось бы учиться драться в перчатках, а не голыми руками.

В первый день, на тренировках с Поллуксом, я чувствовал себя боксерской грушей. Но нужно отдать должное тренеру — нос он мне не ломал, прочие кости не крушил. А вот разбитые губы, синяки — сколько угодно. В нокдауне я был раз десять, а может и больше, а вот в нокауте, к своему собственному удовлетворению — ни разу. Не то тренер щадил мое самолюбие, не то я и на самом-то деле что-то стоил. Но вечером и ночью все болело. Даже и странно, что на следующий день я сумел найти в себе силы и выйти, а не выползти на очередную тренировку. Третий день пошел уже легче, а на четвертый — о, боги Олимпа, я сумел отправить в нокдаун самого Поллукса, наставника великого героя! Справедливости ради отмечу, что падению тренера поспособствовал дождь и скользкие камни, попавшие кулачного бойцу под ногу, но я был на седьмом небе от счастья.

Нет, у Поллукса определенно был талант наставника. Для того, чтобы обучить новичка, пусть даже и физически сильного, требуется не несколько дней, а месяцев, если не лет. Семен Афанасьев не даст соврать[1].

Пока мы с Поллуксом занимались физподготовкой, вокруг нас толпились колхи. Как же пропустить такое зрелище? Поначалу глазели только матросы, рыбаки и грузчики, потом стали приходить зеваки из города. Подозреваю, что народ делал ставки — сколько раз молодой кормщик брякнется на задницу, а на сколько ударов он сумеет ответить? Надо нам за просмотр деньги брать. Жаль, что их тут еще не изобрели, а давать плату натурой, вроде курицы или сыра, так их жаба душит.

У Кастора тоже нашлось дело. Бегать или управлять колесницей он меня не учил, зато исправно готовил примочки, а еще кормил нас завтраками-обедами и ужинами. Словом — все были при деле и на интриги уже настроения не было.

Так вот, коротая время за тренировками, мы дождались-таки возвращения товарищей.

Аргонавты вернулись под вечер, когда Гелиос, покровительствующий здешний местам, почти убрался с неба, а теперь заворачивал своих огнегривых и огнеупорных лошадок поближе к дому.

Путешественники, все грязные и пропыленные, а за ними устало передвигали копыта кони, запряженные в повозки. На сей раз, впереди был не Гилас, а Артемида. Надеюсь, моя супруга спешила увидеть своего любимого мужа.

Но зрелище, представшее перед богиней, ее не порадовало. Любимый супруг выглядел так, словно его последнее время часто и долго били. Истине соответствовало, но не на сто процентов. Бьют — это когда тебя не спрашивают, а ты не просишь, а тренируешься ты совершенно добровольно.

Распухший нос, синяки под обоими глазами, губы, похожие на две раздутые оладьи. А еще — сплошные синяки по всему телу. Кое-какие уже отдавали желтизной, но большинство — свеженькие.

— Кто⁈

Вроде бы, Кастор с Поллуксом заговор готовили и собирались устроить заваруху? Нет, добрую драчку, а то и смертельную схватку, они бы устроили, без проблем и никого из присутствующих аргонавтов не побоялись бы. Вдвоем, они бы и с Гераклом сцепились. Но вот от гневного рыка богини Диоскуры дружно ломанулись в кустики, чудом уцелевшие после нашего присутствия. Разумное решение, в общем-то. Разъяренная женщина вначале

— Дреньтироффались мфы, — улыбнулся я во всю пасть, стараясь не показывать, что одного зуба все-таки не хватает. Ну, зуб-то и фиг с ним, он все равно болел. А теперь уже и перестал.

— Тренировались? — переспросила Артемида, глянув на кустики. Диоскуры, сидевшие там тихонечко, словно зайчики, не выдержали пронзительного взгляда и, почти не производя шума, выскочили. А потом — была не была, сиганули в Черное море. В море все-таки безопаснее, нежели под взглядом разгневанной женщины, увидевшей побитого мужа. Тем более, что Кастор и Поллукс, в какой-то мере, водоплавающие и, даже немножко птицы, и море для них естественная среда обитания. А женщина, ради любимого мужа сразу убьет, а потом пожалеет о случившемся.

А ведь Кастор с Поллуксом не ведали, что здесь не смертная, а богиня. Пожалуй, отправились бы вплавь до Эгейского моря.

— Тема, солнышко мое, да все нормально, — попытался успокоить я супругу.

Чтобы не навлечь беду на тренера и его брата, сумел даже все звуки проговорить четко и внятно.

Артемида, осмотрев меня от ушей и до пяток, слегка успокоилась. Поняла, что ран и переломов нет, мозги не сотрясены, а все остальное заживет, как на Цербере. Зато заинтересовалась другим:

— А как ты меня назвал? Тема?

Вот тебе раз. Шифровались мы, секретились, стараясь не назвать истинное имя той, кто скрывается под личиной охотницы, а я ляпнул. Еще хорошо, что уменьшительно-ласкательное имя назвал, не враз и поймешь. Правда, имя Тема больше подходит для мальчика, но ведь есть же такие имена, подходящие представителям обоего пола. Саша, например. Или Вася.

Но моей оговорки, похоже, никто, кроме супруги, не заметил. Синяками и разбитым носам тут никого не удивишь, а есть дела поважнее. Например — разгрузить повозки и отнести скатанные в рулоны шкуры (не понять — золотые или нет) на судно. А еще — как следует выругать оставшихся у корабля. Они-де усталые и голодные, а мы не догадались сварить ни похлебку, ни кашу. Так сами и виноваты. Нет бы прислать голубя, или Гиласа с весточкой, что возвращаются. А теперь сами готовьте ужин. Не хотите варить — жуйте сыр с лепешками.

— Тланта, а что? — проговорил я с невинным видом.

— Ладно, потом поговорим, — пообещала супруга, а потом поискала кого-то глазами.

Понятно, кого искала. Вон, он уже и спешит, с верной холщовой сумой через плечо и корзинкой с травами.

— Пойдем личико в порядок приводить, — проворчал Асклепий. Глянув на остальные части тела, усмехнулся.— И руки с ногами заодно.

Сын Аполлона облепил меня мокрыми тряпками, переложенными какими-то травами и я лежал на подстилке, чувствуя, что боль из ушибленных рук и ног постепенно уходит, а синяки сползают прямо на глазах. Ну, про синяки-то я образно, зеркала тут у меня нет, но они должны исчезнуть.

Супруга, усевшись рядом, вздохнула:

— Горе ты мое. Интересно, у всех женщин мужья такие бестолковые?

— У большинства — еще хуже, — пробурчал я.

— Вот-вот, — хмыкнула моя любимая женщина. Поискав место, свободное от тряпочек, поцеловала меня куда-то в ухо. — И за что мы вас любим,