- И стоит не только один дом, да?

- А то ты сам не чувствуешь!

Буран рассмеялся, выгибая брови - ох, как он чувствовал!

Так чувствовал, что самого накрывала волна какой-то радужной эйфории и возбуждения, чего до этой минуты он еще не испытывал!

Эти ощущения ему определенно нравились, и то, что в его жизнь они пришли именно через Грома, было настолько ценно и долгожданно, что страшно было спугнуть эту хрупкую птичку надежды.

То, что был поцелуй, Буран тоже знал наверняка.

Аромат девушки остался на Громе и бередил его неспокойную душу каждую секунду.

Странно, что он держался и еще не рванул к ней.

Может, потому что Гуля сладко спала и даже дышала в этот раз как-то иначе - без горечи и пролитых слез, а легко и размеренно.

- Целовались, значит?

- Да.

Буран улыбнулся и с трудом сдержался, чтобы не взъерошить густую длинную шевелюру своего друга, в чьей душе сегодня расцвела маленькая радуга. Грому этот жест вряд ли бы понравился, в каком бы хорошем расположении духа он не был. А там и до сломанной челюсти недалеко.

- Сегодня еще пойдешь?

От улыбки Грома на душе Бурана сразу становилось тепло, но страшно было поверить в то, что у него наконец-то стало что-то налаживаться в личной жизни спустя столько времени. Страшно было сглазить и даже лишний раз подумать.

- Еще как пойду!

- Только поспи сначала! И помойся!

*****************************

Впервые за долгое время Гуля проснулась с улыбкой на лице, еще не успев открыть глаза.

Впервые за долгие изматывающие месяцы, во время которых ее мысли метались, и сердце горело от боли, пока бабушка тяжело болела, а затем умерла - девушка почувствовала, что хочет жить.

Сегодня солнце светило по-другому и грело особенно тепло, а дом был все тем же, но хотелось улыбаться каждой трещинке, потому что казалось, что весь мир улыбается в ответ.

Гуле петь хотелось.

Вот так неожиданно и по-настоящему.

А ведь она думала, что уже не помнит ни одной песни, но сегодня они зазвучали в ее голове, наполняя тело каким-то особенным, необъяснимым трепетом.

Ей самой казалось, что она словно легкая бабочка.

И что если вот прямо сейчас она спустит свои некрепкие ноги с печки, то не сползет по привычке вниз на холодный пол, а взлетит вверх в солнечных лучах, подобно легкому облаку.

Всё внутри нее было настолько легким, теплым и ярким, что казалось не реальностью, а сладким сном.

Причиной всему этому была прошедшая ночь.

И поцелуй с Громом.

Гуля и не знала, что ангелы-хранители могут быть вот такими - высокими, мощными, с бородой и пронзительным взглядом, который наверно надо было бы бояться, а она любовалась и тонула в нем.

Странным было даже то, что она не чувствовала себя уставшей и ватной, как происходило каждый раз, если девушка вставала во время обеда, словно весь мир за одну ночь перевернулся на сто восемьдесят градусов и встал наконец к ней лицом.

Гром этот мир перевернул и раскрасил яркими красками.

Энергии в теле было столько, что хотелось переделать сразу все дела - и огород вскопать, и переработать всю пойманную рыбу, и устроить очередную генеральную уборку!

А еще Гуля часто прикасалась кончиками пальцев к своим губам, и замирала, распахнув голубые глаза, потому что мысли о поцелуе не отпускали ее трепетное сердце ни на секунду, и бередили душу томлением в ожидании той минуты, когда Гром вернется.

И они все повторят.

Почему-то в этом Гуля не сомневалась.

Наутро она нашла еще странные куски от печной кладки, которые лежали на полу с двух разных сторон.

Куски довольно странные.

Словно вырванные.

Сверху кладки печка была на много рядов заделана глиной, и на сотни рядов выкрашена известью, а если бы стала разваливаться прямо на глазах, то сначала стали бы опадать именно глина и затвердевшая известь.

Впрочем, девушка была слишком взволнованна переменами в своей жизни, чтобы думать об этих выпавших кусках.

Приделать обратно их, конечно же, не получилось, поэтому не осталось ничего другого, как их выбросить.

- Начинаем новый день с чистого листа, - радостно улыбнулась девушка своему коту и поставила греть воду, чтобы умыться самой, а еще помыть наконец своего пушистого члена семьи.

Дымок не сопротивлялся, сидя в тазике с пеной от шампуня, хотя и выглядел не слишком счастливым, а потом долго вылизывался, сидя на ступенях порога в лучах яркого уже греющего солнца.

И Гуля вышла, чтобы присесть рядом с ним, когда услышала странные звуки чуть поодаль своего дома.

Кто-то кряхтел, натужно кашлял. И смачно ругался. Как муха, которая случайно попала в сеть паука, сдаваться совсем не собиралась, но и как выбраться из этого положения тоже пока не знала.

Девушка посмотрела на своего кота, который повернул морду в сторону звуков, и замер, а затем встала и осторожно двинулась за пределы своего огорода, где забор был настолько старым, что уже просто лежал на дороге.

Но забор волновал Гулю меньше всего.

Она думала о том, что за заброшенными домами проходил небольшой ров, куда весной стекала вода. И что если в него кто-нибудь случайно угодил, то может потребоваться ее помощь.

Да, силёнок у Гули было не много, но зато она могла позвать на помощь других людей, а это тоже было большой помощью.

Девушка осторожно спустилась вниз, шагая по высокой траве на своих нетвердых ногах, но сколько бы не заглядывала в ров, а никого так и не увидела.

И человек затих, словно ей все это показалось.

Гуля выдохнула и уже собиралась возвращаться домой, когда неожиданно поняла, что человеку действительно нужна помощь, но совсем не здесь, а рядом с соседним домом.

Тем самым, что был единственным жилым на окраине, не считая ее домика.

Из разговоров бабы Нюры она знала, что там живет дедушка.

Один.

Но до этого дня Гуля его не видела.

А сейчас увидела и сердце девушки сжалось.

Он был настолько худой, что походил буквально на скелет. Облаченный в какую-то заношенную серую одежду и на инвалидной коляске, которая завалилась на бок и придавила его, отчего дедушка не мог выбраться сам.

Гуля бросилась к нему не помощь, не раздумывая, но лишь когда подбежала ближе, то по стойкому и разъедающему запаху спиртного поняла, что дедушка пьян настолько, что едва ли что-то понимает.

Впрочем, бросать его в беде она тоже не собиралась.