а остальное все себе оставляй. Про эти обещания крестьяне уже каким-то образом прослышали. Ведь слухи среди сельчан всегда быстро распространяются. Кто-то прознал и другим рассказал про планы начальства. И потому все работали с двойным энтузиазмом. Шутка ли? В собственность землю отдать крестьянам обещали и дома выстроить новые за все труды! И это не какие-нибудь лозунги. Игнатов вызывал доверие у людей именно потому, что никаких громких лозунгов никогда не произносил, а просто делал дело.

Похоже, профессор собирался построить какой-то новый колхоз, не похожий на сталинские. Местные власти не нищенскую уравниловку вводили, а собирались сделать нечто, похожее на старую русскую общину, где каждая крестьянская семья с собственным подворьем, но все соседи связаны круговой порукой и друг с другом добровольно делятся тем, что необходимо для ведения хозяйства всей общины и вместе обрабатывают землю, выделенную для общих работ. Да еще, при этом, колхозники-общинники и городских подкармливать смогут, платить станут продналог. А, если этот налог продуктами будет не слишком большой и достаточно справедливый, то с чего и не платить бы?

Русская сельская община издревле объединяла крестьянские подворья и помогала выживать на селе даже в самые трудные времена неурожайных лет. Ведь всем вместе, большим коллективом с разделением труда, выживать значительно легче. Община сама себе обеспечивала самоуправление. Соседи-общинники избирали на собраниях старост, сотских и десятских, которые не только определяли вопросы землепользования и повседневной жизни села, но и несли ответственность перед людьми.

Имелся, конечно, у общинников и общественный земельный фонд, но основу общины составляло именно наследственное владение землей каждым общинным двором. Вот только земельный собственник, помимо своего участка, обязывался обрабатывать и общественное пространство. И выходить он на эти работы обязался со своим инвентарем. Получалось, что если, помимо общей земли, выдать каждой семье в собственность по отдельному немаленькому участку, всем одинакового размера, то и причин для зависти ни у кого из соседей не будет. А это возможно сделать, потому что земли тут полно. Вот и может получиться нечто среднее между общиной и колхозом. И такое предложение Игнатова крестьянам нравилось.

Поликарп проникся к Аркадию Игоревичу большим уважением, потому что профессор действительно разбирался не только в науке, а охватывал своим разумом многие сферы жизни. Несмотря на то, что Игнатов прибыл из будущего, Нечаев находил в нем все задатки старого русского интеллигента. Его великолепное образование, сила и широта мысли чувствовались во всем. Имел Аркадий Игоревич и обширные познания в сельском хозяйстве, отлично знал историю, прекрасно понимал потребности людей и производства. А, самое главное, не был он ни бюрократом, ни демагогом. Не требовал Игнатов с подчиненных никаких лишних бумаг и отчетов, а к людям относился по-доброму. Что же касается коммунистических идей, то профессор Нечаеву с глазу на глаз говорил, что из идей этих надо брать только самое лучшее, а все наносное и догматическое следует отметать. Сталинские репрессии Игнатов не одобрял, считал, что Сталин перегибал палку при чистках элиты. И убежден был профессор, что традиционная русская община стоит ближе к истинному коммунизму, чем любой сталинский колхоз.

Ведь община учитывает желания и образ жизни самих крестьян. Да и никакие деньги внутри общины не нужны, потому что развитая сельская община сама себе вырабатывает все необходимое, сама выращивает урожай, сама себя кормит, сама себе заготавливает дрова на зиму, сама за себя отвечает, да и безопасность обеспечивает сама себе, ведь любого преступника осуждают в деревне всем миром. За деньги, наверное, стоит только продавать излишки городским. И то только ради того, чтобы покупать на вырученные средства необходимый сельскохозяйственный инвентарь, да все то, чего может не хватать в деревне. А деньги ради обогащения общинникам даже вредны, потому что породят социальное расслоение и зависть. Да и где эти города с городскими жителями? На новой территории до них пока еще очень далеко. Сначала ставилась задача хотя бы село заново отстроить, чтобы успеть переселить людей из пещер в дома до наступления зимы.

Вот только Поликарп волновался, что партийный актив может не одобрить построение хозяйства нового типа. Да и могут не утвердить партийцы его председателем. Ведь сам Нечаев был беспартийным. Но, как понял Поликарп, беспартийным был и Игнатов. И на содействие профессора в утверждении своей кандидатуры Нечаев очень надеялся. Большевики считали, что крестьянин обязан становиться пролетарием, наемным рабочим, лишенным собственного хозяйства, который будет ходить на поле или на ферму, как на обычную работу, делая там лишь то, что прикажет начальник. А, отработав свой трудодень, не будет волноваться за результаты собственного труда. Но, такой большевистский подход разрушал саму основу взаимоотношений крестьян с матерью-землей. В колхозе терялась не только заинтересованность рядового труженика в конечном результате, но и возникало наплевательское отношение к общественной собственности, к сельскому инвентарю и даже друг к другу.

Строить все отношения на селе, пытаясь насаждать жесткую и даже жестокую дисциплину Нечаев и Игнатов считали неправильным. Ведь русский крестьянин по натуре этой дисциплиной никогда и не обладал. И насаждать ее силой означало ломать людей и их традиционный уклад жизни через колено. Если община несла в себе определенный образ жизни, то колхоз представлял собой просто предприятие с начальством. По сути, колхоз олицетворял собой победу бюрократии над традиционными ценностями сельчан. Вот потому, как говорил Игнатов, и последовал потом развал всех этих колхозов. Профессор из будущего точно знал, что колхозы в том виде, как их организовали при Сталине, не имеют исторической перспективы. И потому надо внедрять новые формы хозяйствования на селе, социальные и даже социалистические по сути, нацеленные на удовлетворение потребностей самих сельчан, взяв за основу именно традиции русского крестьянства.

* * *

У новых каменных бойцов имелось заметное преимущество. Они управлялись гораздо легче, чем огромные великаны. Если управление великаном требовало поглощения всего внимания оператора, словно бы он действительно находился внутри гранитного исполина и сам вел бой, то управление меньшими каменными бойцами частично брала на себя боевая программа Живого Камня, обеспечивая некий базовый «автопилот», действительно позволяющий управлять этими бойцами, словно юнитами в компьютерной игре. Им можно было ставить задачу, и они послушно следовали ей, не отвлекаясь ни на что другое, но, в то же время, самостоятельно вовремя реагируя на все возникающие угрозы.

Потому, подполковник Сомов имел возможность выйти из этой «игры» в любой момент. Что он и сделал, едва получив сообщение от Васильева по телепатической связи, которой обладали все, кто прошел Подключение к Живому Камню. Передав командование своим юнитом и взводом каменных бойцов майору Синельникову, Сомов вышел