Группа поддержки уже успела хряпнуть за здоровье именинника, за новую медаль Брежнева и чтобы наши всех победили на грядущей Олимпиаде.

Девушка ощупала плечо:

— У вас обычный вывих, нужно вправлять.

— Вправлять я ничего вам не дам, — Алексей бочком отстранился. — Не думаю, что гинекологи такие вещи делать обучены.

— Мы еще и не такое умеем, — улыбнулась девушка и неожиданно коротко дернула Алексея за руку вниз.

Щелк! Сустав встал на место, а Катков забыл даже вскрикнуть. Раскрыл рот, чтобы выдать порцию негодования, но так и застыл с удивлением, ощупывая плечо:

— Надо же… Не болит совсем. Спасибо вам. Чем я могу вас отблагодарить?

— Я буду вам признательна, если ваши друзья в скорейшем времени покинут медпункт и не будут превращать его в рюмочную.

Говорила она спокойно, привычно. Будто всего уже повидала.

— Да конечно, мы сейчас уйдем, только это не мои друзья.

— Э-э-э… Ты что такое говоришь? — именинник, услышав Алексея, хмуро на него вытаращился. — Раз городской, значит, можно не уважать нас? Так?

Хрясь! Кулак Косого заехал Каткову прямиком в глаз. Тот вскрикнул и, прикрыв его рукой, испуганно хлопал вторым, как филин на суку. Группа поддержки именинника мигом скрутила своего дебошира и выволокла его на улицу. Я помог одеться Каткову и потащил его тоже на улицу. Развеселая компашка уже опять лезла к нам обниматься, напрочь забыв про глаз Каткова. У того, буквально через несколько минут, вздулся знатный синяк.

Хорошо в медпункт сходили. С приключениями. А в деревне по-другому не бывает. Это в городе все серо и обыденно. А здесь — душа поет…

***

Ближе к полудню мы выдвинулись со Светой в сторону дома деревенского целителя. Найти его оказалось совсем не трудно. Статное строение с высокой двускатной крышей и коньком, сложенное из довольно свежего бруса. По сравнению с застарелыми соседскими домами пристанище лекаря смотрелось как жемчужинка среди медных побрякушек.

Народ уже туда подтягивался не только босоногий, но и одетый привычно по зимнему. Мороза особого не наблюдалось. Минус десять примерно, но бродить по улице в трусах я бы не смог.

Калитка на подворье “учителя” распахнута. Страждущие потекли внутрь смиренным гуськом. На лицах умиротворенность со снисхождением к бренности и еле уловимые улыбки лишь одним уголком губ в предвкушении предстоящего таинства.

Мы затесались в вереницу страждущих, и людской поток понес нас в дом. Внутри оказалось просторно, но без всяких человеческих удобств и комфорта. Даже стола и кровати нет. Дощатые плахи пола застелены плетеными дорожками. Бревенчатые стены так и не познали, что такое штукатурка. Хорошо хоть печка имелась. Испускала слабое и несмелое тепло.

“Прихожане” расселись прямо на полу, потихоньку переговариваясь и изредка поглядывая на городских пришельцев.

Я насчитал около трех десятков “адептов”. Половина из них была в наряде вчерашних нудистов, а остальные — с виду обычные люди, только лица уж слишком глубокомысленные, аж смотреть противно. Не о тайнах бытия должен печься деревенский житель, а о том чтобы скотина была сытая и дети здоровые. А тут, будто и не сельчане собрались, вовсе. А члены Нобелевского комитета для избрания лучшего из лучших.

А вот и виновник торжества. В просторную и единственную комнату дома вышел откуда-то из закутка Иван. В черных длинных, как панталоны, трусах. В руке что-то вроде четок из зеленых камешков нанизанных на ниточку.

Такая “бижутерия” сейчас совсем не в ходу. Это раньше их использовали для подсчета прочитанных молитв, да потом в девяностые малиновые пиджаки и дети гор будут использовать как релакс шарики и как неотъемлемый аксессуар крутого пацана. Сейчас же малахитовые четки завораживали прихожан своей таинственностью и скрытым сакральным предназначением.

Целитель сделал знак рукой, и все, кто еще был на ногах, поспешили рассесться на лоскутных подстилках. Уселись кто-как. По мусульмански, по лягушачьи, просто на коленях или на кокурках.

На ногах остались лишь мы со Светланой. Окружающие неодобрительно на нас загудели, будто пчелы лесные, но в лоб никто ничего не высказывал. Света потянула меня за рукав вниз, давая понять, что если хотим получить нужную информацию, то надо постараться не выделяться из толпы, а тоже притвориться ящеркой одураченной.

Я демонстративно уселся на пол мягкой точкой. Так никто не сидел, но пофиг. Зато мне удобно. Хотя немного холодновато. В комнате свежо, как в морге.

— У нас новенькие, — широким жестом Иван указал на нас со Светой, будто без него никто бы не разобрался, что мы совсем не местные. — Поприветствуем их…

Окружающие приложили правую руку к сердцу и отвесили дружно в нашу строну поклоны головами. От такого всеобщего внимание, я чуть было тоже не отвесил подобный поклон в ответ (вот оно стадное чувство, поэтому толпой управлять легче, чем отдельным человеком), но вовремя спохватился и вместо кивка головы громко произнес:

— Здравствуйте, товарищи.

Зомбированные лишь снисходительно поморщились, но ничего не сказали, мое неумение здороваться по “фэншю” списали на мою неопытность. Дескать, молод еще и не понимает где в корень зрить надобно.

А “проповедник” тем временем воодушевленно начал излагать постулаты своего учения. Присутствующие жадно ловили каждое его слово, как кошки фантик на нитке. И восторженно кивали.

Речь бородатого оказалась на удивление гладка. Хотя у всех лидеров подобного пошиба — харизма наипервейшее оружие. Он вещал о том, как это пошло — отдаваться усладам чревоугодия, окружать себя комфортом, вещами и другими продуктами греха. Ведь человек — существо животное, и значит обитать должно поближе к земле, чтобы силу от нее черпать и здравствовать. И гнать из себя дьявола надобно, водой ключевой на морозе обливаясь.

В общем, если убрать религиозную лапшу, то даже в чем-то оратор и прав. Закаливание, отказ от алкоголя и курева, самоконтроль — штуки все эти хорошие, когда без перегиба и в меру. Но в секте в меру не бывает.

Неожиданно проникновенную речь прервал топот нетвердый и прерывистый, будто ноги у кого-то заплетались, но он настойчиво торопился на собрание наше. Из сеней выплыл наш старый знакомый — Витька Косой. Только теперь вдобавок к сбитому прицелу глаз, имелась еще естественная хмельная окоселость.

Ступал он неровно, но настойчиво. Будто во что бы то ни стало хотел попасть на сходку, где его возлияния, даже по случаю юбилея законного, совсем не оценят. Но оказалось, что Витя совсем не хотел выслушивать изречения философии исцеления от бородатого мужика. Он пришел сюда совсем по другому вопросу.

— Домой пошли! — рявкнул Витька, приблизившись к одной из бабенок, что смиренно сидела на