Шрифт:
Закладка:
В 1995 году Кэндес Уэст и Сара Фенстермейкер придали концепции гендера, который «делается», более интерсекциональный уклон. В «Делать различие» – продолжении эссе «Делать гендер» – Уэст и Фенстермейкер рассматривают пересечения гендера с расой и классом. Это стало частью растущего акцента на позиционности, на которое десятилетие спустя укажет Лорбер. С тех пор гендерные исследования пытались принимать в расчет все больше различных идентичностей, за счет чего лишь сильнее усложнялись, особенно с ростом актуальности транс-исследований. В 2010 году Кэтрин Коннелл проблематизировала и расширила это направление, включив в него концепцию «переделывания гендера», которая, по ее мнению, не была должным образом рассмотрена в «Делать гендер», при этом поддержав убеждение, что «рутинные взаимодействия» людей являются центральным элементом продуцирования гендерных репрезентаций[358]. Очевидно, что гендерные исследования больше не ограничивались гендерными ожиданиями насчет женщин, определяемыми их репродуктивной функцией, а превратились в обширную область анализа, занятого гораздо более сложным и неуправляемым набором идентичностей, – но, в сущности, используя тот же самый метод: выискивание «проблематики», на которую можно будет жаловаться.
Смерть либерального феминизма
Радикальный и материалистический феминизм были не единственными направлениями, которые вытеснила постмодернистская интерсекциональность. Пострадал также либеральный феминизм, всегда игравший более заметную роль в повседневном активизме, нежели в академии. Поскольку он основывался на модернистских идеалах светской, либеральной демократии, индивидуальной агентности в контексте универсальных прав человека, а также просвещенческом акценте на рациональном мышлении и науке, он стал главной и очевидной мишенью для постмодернистов. Вот как в 2004 году Пилчер и Уэлхан объяснили это в своей работе, посвященной зарождению гендерных исследований:
Либеральный феминизм опирается на разнообразие либеральной мысли, доминирующей в западном обществе со времен Просвещения, которая утверждает, что проблема подчиненного общественного положения женщин может быть решена с помощью существующих политических процессов в рамках демократии. Главное сражение для либералов – за доступ к образованию; вслед за Мэри Уолстонкрафт[359] они утверждают, что, получив равное образование, мужчины и женщины получат и равные условия доступа в общество. Либеральные феминистки не желают прибегать к языку «революции» или «освобождения», излюбленному радикалами и социалистами, считая, что демократия сама по себе естественным образом приспособлена к равенству обоих полов. Эта либеральная позиция в широком смысле понимается как доминирующий, «здравомыслящий» феминизм, разделяется большинством женщин, идентифицирующих себя как «феминистки», и остается весьма заметной силой в популярном дискурсе[360].
Как правило, либеральные феминистки полагают, что общество и без того предоставляет женщинам почти все необходимые возможности для того, чтобы преуспеть в жизни. Они просто хотят иметь такой же доступ к этим возможностям, как и мужчины, и выступают за меры, которые обеспечивают и защищают этот равный доступ: возможности получения образования, доступный уход за детьми, гибкий рабочий график и так далее. Либеральный феминизм не исходит из того, что разница в результатах[361] автоматически означает дискриминацию, и поэтому избегает основанных на равенстве результатов подходов интерсекционального феминизма. Либеральный фокус на устранении социальной значимости категорий идентичности – то есть юридических и социальных требований соответствовать гендерным, классовым или расовым ожиданиям – направлен на модернизацию наследия проекта Просвещения и движения за гражданские права, а не на его ниспровержение в социалистических или постмодернистских целях. Следовательно, многие либеральные феминистки полагали, что по большому счету их работа будет завершена, когда женщины добьются равенства в правах с мужчинами и права на репродуктивный выбор и социальные ожидания изменятся настолько, что присутствие женщин в любых сферах деятельности не будет больше никого удивлять.
Такой либеральный подход к феминизму яростно опровергается и проблематизируется прикладными постмодернистами. Они отчаянно жаждут вернуть значимость определенным категориям, чтобы заняться политикой идентичности и обеспечить смыслообразующую структуру для меньшинств (особенно расовых). По этой причине Кимберли Креншоу акцентирует внимание на приоритете утверждения «Я – чернокожий человек» над «Я – человек, родившийся чернокожим»[362], а квир-Теоретики продвигают проект, призванный привлечь внимание к ЛГБТК-идентичностям. Несогласие с либерализмом – центральный мотив каждого из ответвлений прикладной постмодернистской Теории. Вспомним, например, утверждение критической расовой Теории, что либерализм в первую очередь выгоден доминирующим группам; взгляд постколониальной Теории на либерализм как на форму империалистической универсализации; а также возражения квир-Теории против либеральной (и просвещенческой) науки, стремящейся разобраться в вариациях сексуальности и гендерных черт и не считающей, что признавать их существование – грех или преступление. Вдохновленная Просвещением либеральная уверенность в существовании объективных истин, которые могут быть установлены при помощи науки и рационального мышления, рассматривается постмодернистами как способ навязать всем людям белые, западные, мужские, гетеросексуальные дискурсы знания. Точка зрения Теории заключается в том, что возможности, равного доступа к которым пытались добиться либеральные феминистки, принципиально не могут быть доступны всем, а обещание равенства в рамках либерализма – очередная ложь сильных мира сего, скрывающая присущую системе неисправимую несправедливость. Теория постулирует, что у одних (белых, цисгендерных, гетеросексуальных и т. д.) женщин возможностей больше, нежели у других, а значит, сами женщины причастны к несправедливым системам, которые она критикует.
Следовательно, в то время как радикальные феминистки стремятся обрушить капиталистические и патриархальные системы, которые, по их мнению, угнетают женщин, а постмодернистские феминистки пытаются проблематизировать существующие структуры, а также анализировать и деконструировать поддерживающие их категории, либеральные феминистки (да и в целом либералы) хотят сохранить структуры и институты светской, либеральной демократии и усовершенствовать их. Пилчер и Уэлхан выделяют три разные цели внутри феминистского движения: равенство, различие и разнообразие (или равенство результатов). Подходу, основанному на равенстве, благоволят либеральные (и в некоторой степени радикальные) феминистки. Этот подход стремится «распространить на женщин те же права и привилегии, что есть у мужчин, выявляя области неравного обращения и устраняя их посредством правовых реформ»[363]. Интерсекциональные феминистки часто критикуют этот подход, поскольку усматривают в нем ожидание, что маргинализированные группы должны следовать белым маскулинным способам познания и существования в мире.
Беды и горести Теоретиков разнообразия
Теоретики разнообразия (diversity) – интерсекционалисты – ратуют за принципиально иной подход. Они хотят перейти к «взаимному уважению» и «утверждению различий» (affirmation of difference), иными словами, к чувству солидарности и союзничества между маргинализированными группами[364]. Обратите внимание, что речь идет об уважении к различиям между социальными и культурными группами, а не между отдельными людьми с разными точками зрения. Они не защищают право высказывать разные идеи, а присваивают этим идеям ценность на основании принадлежности к определенным группам. Для обоснования убеждения, что принадлежность к маргинализированной группе обеспечивает особый доступ к истине, поскольку
