пряженник. А один раз, когда у нее ничего не оказалось, дала мне луковицу. Я возвращался в церковь по весеннему снегу, грыз луковицу и закусывал сосулькой. Зимой очень красиво смотрелась на снегу наша розовая церковь. По талому снегу копыта лошадей оставляли глубокие круглые, как стаканы, рытвины. Однажды зимой я шел из школы, задумался и попал ногой в такой стакан. Упал и вдруг увидел над собой невесть откуда взявшиеся лошадиные ноги, застрял между лошадью и санями, и в таком положении лошадь протащила меня, пока ее хозяйка меня не вытащила.

В детдоме у нас были тимуровские команды. Мы ходили по дворам вдов и жен фронтовиков и укладывали дрова в поленницы. А местные парни, напившись во время гулянок, их разваливали.

Запомнились мне в Угорах очень красивые красные зори. Особенно зимой.

Из дневника Н.Н. Попченко

10 февраля 1943 года в годовщину смерти Пушкина Ита Ноевна сделала доклад, а ребята четвертого отряда проиллюстрировали его стихами. Второй отряд поставил сказку «О попе и работнике его балде», а третий – «Сказку о мертвой царевне и семи богатырях». Было много смеха, когда королевич Елисей (Геня Мориц) вышел с огромными заплатами на штанах. Мои ребята выступили со сказкой «О золотой рыбке». Тамара Киуру играла деда, Валюшка Зуева – рыбку, а Надюша Огородова – старуху. На старуху пришлось все одежки надеть сразу, а потом по ходу сказки снимать по одной.

16 февраля. День насыщенный. На педсовете решили: День Красной Армии отмечать по отрядам, а годовщину детдома на дружине. Я подобрала нужный материал, распределила по ребятам, а Роза Михайловна начала с ними репетировать. Она достала замечательную книгу Бориса Житкова «О вещах». Ребята ею зачитываются.

Ревекка Лазаревна объявила, что «Раскинулось море широко» будем показывать четыре раза. Первый день для детдома, второй для школы, третий для местной молодежи и четвертый для колхозников. Вот денечки будут! Поэтому опять репетиции. А у нас масса мелочей не отработана. Плохо с освещением и шумами. Ольга Александровна страшно требовательна к артистам, а сама не выучила своей роли. Меня назначила суфлером.

23 февраля состоялась первая постановка. Не обошлось без накладок. Некоторые артисты так толком и не выучили своих ролей, а Ита Ноевна в один из драматических моментов вообще забыла свою реплику и тем затормозила всю пьесу. Пришлось Ольге Александровне, к изумлению публики, выскочить на сцену и грозно выкрикнуть: – Ита Ноевна! Уж какие мы гости!

На другой день у дошколят был свой парад и выступления. Особенное впечатление произвел Вовочка Пучков из самой младшей группы. Он прочитал без запинки большое стихотворение. Потом было угощение для работников детдома – картофель с котлетой и кофе с пирогом, а затем Мирра читала написанную ей историю детского дома. За лучшие выступления наградили Толю Макарова – командира первого отряда, Надю Огородову, Иру Вериго, Лелю Елизарову и Риту Климук.

Вечером снова играли пьесу перед местными школьниками и учителями. Опять накладка: когда мы, схваченные немцами, сидели взаперти в сарае и ждали допроса, на сцену выбежала кошка. Ребята в зале сразу зашумели, засмеялись и стали кискать… Это было ужасно! Но местные учителя нас очень жалели, и кто-то даже прослезился, несмотря на кошку.

Конец февраля. Ураган, дождь, град. Крестьяне говорят: если в мясоед дождь – лето будет грибное и ягодное.

Сегодня всем раздавали американские подарки: платья, джемпера. Джемперов на всех не хватило – были слезы. Вокруг американских подарков вообще много шума и обид. Роза Михайловна считает, что распределяются они несправедливо. Дома холод. Кронид дрова обещал, но не везет. Пришлось взять один большой кряж и тащить его на себе всю ночь. Хорошо, что луна светила. Иногда я, устав, катила кряж по земле ногами. Пришла домой вся мокрая.

Мирра предложила нам по средам собираться на свои беседки.

В середине марта за Саней из Ярославской области приехал отец. Саня задал ему вопрос: «А ты мне родной?». Отец у Сани старенький, и лицо узкое, плутоватое… Может поэтому? За Хельмой Рока приехал брат из Молотова.

20 марта. Мои ребята – молодцы! Сами организовали на прогулке военную игру, как у старших. Командир, конечно, Толя – замечательный мальчуган. Он умен, храбр и добр. Заставляет себя слушать. Впитывает знания, как губка. Среди девочек выделяются Надя Огородова и Рита Климук. Обе хорошо декламируют, ловко бросают снежки.

С утра проверяла ребят на вшивость, а потом читала им «Пионерскую правду». Провела занятия ручного труда – учила их вышивать.

Наблюдая за ними уже несколько месяцев, пришла к выводу, что прежние горластые драчуны стали спокойными и дружными. Вывод: воспитывать надо вовремя, чтобы из каждого получился человек.

Лев Разумовский

Весна 1943 г. Впервые в жизни (как много мы, жители большого города, увидели впервые, попав в обычную российскую деревню, живущую натуральным хозяйством) мы залюбовались красивейшим зрелищем – светло-зеленым полем, покрытым ковром мелких голубых цветков. Порывы ветра колыхали всю эту голубизну, и создавалось ощущение, что это большое светлое озеро с зыбью на его поверхности. Так цвел лен. К осени нежно-зеленые стебли стали бурыми, а голубые цветы превратились в крепкие коричневые звонкие шарики – плоды льна.

Вот тут-то мы впервые на собственном опыте столкнулись с понятием и истинной ценой трудодня. Детдому предложили помочь колхозу убрать лен. Нам выделили часть поля, две крестьянки подвели нас к шелестящему на ветру золотистому звонкому полю и спросили, умеем ли мы теребить лен.

– А чего тут уметь. – ответил кто-то. – Рви да собирай в пучки.

Колхозница тетя Дуся рассмеялась, потом сказала:

– Вот глянь-ка! Пойду-ка я по своей делянке.

И пошла в стоящий прямиком лен, ловко выкручивая сведенными накрест руками пучки льна, оставляя после себя пустую дорожку стерни. Через пару минут у нее в руках оказался пушистый толстый снопик, который она в мгновенье завязала последним тонким пучком льна.

– Ну, как? Ясно, что ли?

– Да не очень… Как это вы?..

Колхозницы посмеялись, а потом занялись с каждым отдельно. Сначала казалось, что этот прием очень неудобен, но они настаивали на своем, и постепенно, с большим трудом, мы начали осваивать их технику. Работали внаклонку. Неловкие руки не слушались, пучки получались неровные и рассыпáлись, солнце палило вовсю. Не прошло и двух часов, как мы выдохлись, начали распрямлять и тереть затекшие спины.

Наши учительницы за то же время легко и как бы играючи сделали почти половину своей обширной делянки.

– Тетя Дуся, – спросил я, показывая на довольно длинную полосу стерни за моей спиной, – заработал я трудодень?

– Эх паря! На трудодень восемь соток надо сделать, а ты и двух не одолел, и уже не смогаешь…

Места вокруг Угор были красивые: леса, поля, переходящие в перелески, недалеко протекала Унжа – приток Волги. В радиусе пяти-десяти километров находились деревни Ступино, Поломы с самыми черничными и брусничными местами, Шулево, большое село с заводом и школой-десятилеткой. Где-то подальше городок Макарьев, поселок Шарья, реки Межа и Нея. Частушка напоминала об этом:

Скоро в армию поеду

Через Неюшку реку.

Вот вам, девушки, на память

Елочка на бережку!

Мужиков в деревне почти не было. Молодые ушли на войну. Оставшиеся, старики и инвалиды, плотничали, работали коноводами, пахарями на колхозных полях или уходили на заработки в соседние районы – «жгонили», т. е. валяли валенки, катали катанки и чесали