На встречу с упомянутым Лекой мы отправились в радужном настроении — дело сделано, дорога пройдена, снова среди своих, дурацкий приговор отменят и я даже не обратил внимания, что нас рассадили писать отчеты о взрыве в Белграде по трем разным комнатам.

Напрягло другое, вместо посылавших меня на задание Иво и Леки отчет забрал неизвестный мне дядька с нашивками командира батальона на левом плече — три вертикальные красные полоски и звездочка над ними. Он же принялся расспрашивать меня, поглядывая в отчет, тогда-то я и разглядел, что он не командир, а комиссар — на звездочке вышиты серп и молот.

Поначалу я воспринимал все спокойно — все по делу, как выдвинулись, как легализовались на месте, как готовили акцию — опросить, собрать опыт, использовать в дальнейшем. Но чем дальше, тем больше это напоминало допрос и попытку поймать меня на неточностях. Раздражение росло, заковыристость вопросов тоже, причем сбить меня с панталыку он пытался совершенно без эмоций, бубнил бесцветным голосом, бубнил и делал отметки карандашиком в отчете.

Через час, когда я уже кипел, как забытый на плите чайник, он еще и стенографиста вызвал. И это внезапно переключило меня в режим холодной боевой злости. Вы хочете песен? Их есть у меня. Я спокоен, как удав, скрывать мне нечего, отвечу на любой вопрос, тем более при свидетелях. Видимо, эта перемена во мне сломала план допроса и комиссар впервые с его начала позволил себе отобразить внутреннее состояние на лице — смешно сжал губы в куриную гузку, отчего я чуть не расхохотался.

А он, подумав, продолжил все тем же ровным тоном:

— Вам знаком Юрген Клопф?

— Первый раз слышу.

— А он вас знает.

— Меня пол-Югославии знает, розыскные листы всюду висели.

— Ну что же, можно считать, мы закончили.

Я тихонечко вздохнул — слава богу, завершилась эта тягомотина, но ошибся.

— Сдайте оружие.

— Вот уж хрен. Не ты давал, не тебе отбирать.

— Вызовите караул, — все так же механически обратился он к стенографисту.

А вот это уже хуже — не драться же с ними, «свои на офицеров комендатуры ни при каких обстоятельствах не нападут». Но садиться в кутузку только потому, что у этой недоделанной локализации кровавой гебни в голове бродят нелепые подозрения, тоже никакого желания нет.

Я положил руку на кобуру и с удовлетворением увидел, что комиссар напрягся — ну хоть какая-то человеческая реакция!

— Меня отправляли на задание другови Иво и Лека. Отвечать буду только перед ними.

Поиграли в гляделки минуты две, потом он вдруг собрал бумаги, поднялся и вышел. А через пять минут пришел Лека и с ходу задал сногсшибательный вопрос:

— Почему вы не выполнили задание?

Глава 12

Гори все синим пламенем

Да что тут все, с дуба рухнули, что ли? Я прямо взвыл:

— Как не выполнили? Станцию к едрене фене разнесли! Марко мины заложил! Бранко ранило! Отходили наудачу! Вслепую!

— Тихо, тихо, не ори! — пристукнул ладонью по столу Лека, чуть не опрокинув чернильницу. — Ты чего разбушевался?

— Да задрало все! Не так свистишь, не так летишь!

— Чего? — выпучил глаза Ранкович.

— Ничего, — я боднул его взглядом. — Выпить есть?

Лека фыркнул, но полез в тумбу стола, покопался и выудил два стаканчика и бутылочку.

— Будь здоров, — чокнулся с ним, — не кашляй.

Хлопнул, занюхал рукавом, продышался. Сливовица-препеченица мягко ударила в голову и растеклась теплом по жилам, я посмотрел в глаза Леке:

— Отправь меня рядовым бойцом в батальон, и гори оно все синим пламенем!

— Сбежать решил?

— Хочешь, в морду дам?

Лека заржал, а я мрачно продолжил:

— Куда сбежать, в строй, с немцами драться? — я поднялся к ракии на второй заход.

— От ответственности, — от греха он убрал ее обратно.

— Никогда не бегал, что навалили, то тянул. И даже больше.

— Например?

— Документы по Дангичу получили?

— Так это ты? — весьма натурально удивился Лека.

— Нет, папа римский.

— За документы отдельное спасибо. А теперь шутки в сторону, давай серьезно.

— Ладно, серьезно так серьезно.

Всех наших трясли на детали акции неспроста, а благодаря неожиданному для многих заявлению четников. Нестыковки, несовпадения, что да как, реально ли взорвали или просто приписывают себе чужое (тем более, что там действительно была четницкая группа, ее последний боевик погиб у нас на глазах). Англичане же свою торгашескую натуру проявили в полной мере — они обещали усилить помощь в обмен на усиление диверсий, будьте добры представить доказательства.

Вот нас разделили и сравнивали показания. У меня внутри все кипело — как же так, своим не верят! А потом остыл, пришло понимание — и не должны верить. Тут партизанская война и подполье, сегодня человек свой, а завтра его сломали в гестапо и он уже провокатор. И неизвестно, как сам себя поведу, окажись в такой ситуации. Может, сдам всех с потрохами и вступлю в «Принц Ойген» добровольцем.

Еще хорошо что после заявки четников им не навалили ништяков сразу, но тут уж Михайловичу пенять, кроме себя, не на кого. Не знаю почему, мне не докладывали, но Дража крайне вовремя надулся на англичан и прервал контакты с главой миссии при «Югославской армии на Родине». Вплоть до того, что майор Билл Хадсон затормозил переход второй части миссии, болтавшейся в Фоче, на Равну гору. И теперь тут застрял целый капитан Ее Величества Теренс Аттертон, а при нем ошивался генерал Любо Новакович.

Тоже персонаж — очень хотел встать во главе движения четников, но что-то никто не захотел идти к нему под команду. Сперва приперся к Драже, начал размахивать шашкой и звать всех в бой — его тут же выставили на мороз, поскольку Михайлович, на тот момент полковник, опасался за свой авторитет при наличии рядом целого генерала. Потом Новакович отправился к Косте Печанацу и даже получил у него под командование какие-то силы, с которыми немедленно напал на немцев в каком-то городишке. Нападение толком не состоялось, воинство Новаковича разбежалось, и Печанац тут же выпнул его на мороз, поскольку дружил с Белградом и немцами, а им такие своевольные генералы в хрен не вперлись. Ну и куды крестьянину податься? К партизанам, к Тито, уговаривать выделить ему людей.

Как представил — есть Дража, есть Коста, есть куча полевых