поздоровался. В конечном итоге она остановилась на первом варианте, и через какое-то время безмолвие стало восприниматься нормально. Как нечто объединяющее. Как затишье в конце ужасного дня.

Прошло несколько минут. Звезды не показывались, и не было сказано ни слова. Джульетта положила папку на колени, чтобы чем-то занять руки. С лестницы донесся шум – смеющаяся группа проходила по коридорам несколькими этажами ниже. Потом опять стало тихо.

– Сожалею о вашем напарнике, – произнес наконец Лукас и разгладил бумагу на доске. Он еще не сделал на ней ни единой пометки.

– Спасибо за сочувствие, – ответила Джульетта. Она не знала, как следует реагировать в таких случаях, но эти слова показались ей наиболее подходящими. – Я искала звезды, но ни одной не увидела, – добавила она.

– И не увидите. Только не сегодня. – Он махнул в сторону экрана. – Это худшая разновидность облаков.

Джульетта всмотрелась в облака, едва различимые в сгущающихся сумерках. На ее взгляд, они ничем не отличались от любых других.

Лукас повернулся в ее сторону:

– Хочу сделать признание, раз уж вы представитель закона и все такое.

Рука Джульетты нащупала звезду на груди. Она часто забывала, кем теперь является.

– Да?

– Я знал, что облака сегодня вечером будут плохие. Но все равно поднялся сюда.

Темнота скрыла улыбку Джульетты:

– Не уверена, что в Пакте упоминается подобное нарушение.

Лукас рассмеялся. Странно, насколько знакомым показался его смех и как отчаянно она на самом деле его ждала. Джульетте вдруг неудержимо захотелось обнять Лукаса, уткнуться подбородком в его шею и заплакать. Но ничего подобного не произойдет. Причиной было просто одиночество. И ужас того момента, когда Джульетта держала мертвое тело Марнса. Ей отчаянно хотелось контакта, а этот незнакомец оказался единственным, к кому она, несмотря на то что почти его не знала, желала прикоснуться.

– И что теперь будет? – спросил он, перестав смеяться.

Джульетта едва не сморозила глупость, выпалив: «С нами?» – но Лукас ее спас.

– Вы знаете, когда состоятся похороны? И где? – поинтересовался он.

Она кивнула в темноте:

– Завтра. Семьи у него нет, поэтому не нужно ждать, пока они поднимутся. И расследовать тут нечего. – Джульетта сдержала слезы. – Он не оставил завещания, поэтому распоряжаться похоронами предоставили мне. Я решила упокоить его рядом с мэром.

Лукас посмотрел на экран. Было уже настолько темно, что тела погибших чистильщиков, к долгожданному облегчению, стали неразличимы.

– Да, это место как раз для него, – сказал Лукас.

– Думаю, они были тайными любовниками, – вырвалось у Джульетты. – А если и не любовниками, то почти.

– Да, об этом поговаривали. Только я никак не пойму, зачем они держали все в секрете. Никому до этого не было дела.

Почему-то в темноте, наедине с совершенно незнакомым человеком оказалось легче говорить на подобные темы, чем на «глубине» с друзьями.

– Возможно, они не хотели, чтобы люди знали, – предположила она. – Джанс уже была замужем. Полагаю, они решили уважать память ее мужа.

– Да? – Лукас что-то написал на бумаге. Джульетта присмотрелась к экрану, но лишь убедилась, что звезд там нет. – Мне трудно представить, как можно любить вот так, тайно, – сказал он.

– А мне трудно понять, зачем нужно чье-то разрешение – соответствие Пакту или согласие отца девушки, чтобы полюбить, – возразила она.

– Зачем нужно? А как может быть иначе? Что два любых человека просто так возьмут и влюбятся, когда пожелают?

Она не ответила.

– Как же тогда участвовать в лотерее? – спросил он, развивая мысль. – Даже представить не могу, как можно скрывать такие чувства. Это же словно праздник, разве не так? Для этого есть ритуал, когда парень спрашивает у отца девушки разрешение…

– Ладно, а у вас… у тебя кто-то есть? – прервала его Джульетта. – То есть… я спрашиваю только потому, что у тебя, как мне кажется, имеются определенные убеждения на этот счет, но я, может быть…

– Пока нет, – ответил он и снова ее спас. – У меня еще осталось немного сил, чтобы отражать упреки мамы. Ей нравится каждый год напоминать мне, сколько лотерей я уже пропустил и как это отразилось на ее шансах понянчить внуков. Как будто я сам не знаю этой статистики. Но в конце концов, мне всего двадцать пять.

– Не так уж и много.

– А как насчет вас?

Она едва не выложила ему все. Чуть не выболтала свой секрет безо всяких расспросов. Как будто этому мужчине – нет, еще совсем молодому человеку, и совершенно незнакомому, – можно было доверять.

– Я еще не нашла никого подходящего, – солгала она.

Лукас рассмеялся мальчишеским смехом:

– Нет, я имел в виду, сколько вам лет. Или это невежливо?

Ее окатила волна облегчения. Она-то подумала, что он спрашивает, встречалась ли она с кем-нибудь.

– Тридцать четыре. Мне говорили, что спрашивать про возраст невежливо, но я никогда не соблюдала правил.

– …Сказала наш шериф, – добавил Лукас и рассмеялся собственной шутке.

Джульетта улыбнулась:

– Наверное, я все еще привыкаю к этой должности.

Она повернулась обратно к экрану, и они оба погрузились в молчание. Ей было как-то странно вот так сидеть с этим парнем. В его присутствии она ощущала себя моложе и почему-то более защищенной. Менее одинокой как минимум. Она и его оценила как одиночку – нестандартную шайбу, не подходящую ни к одному нормальному болту. И он поднимался сюда, на самый верх укрытия, в поисках звезд, тогда как она все свое редкое свободное время проводила в шахтах, как можно дальше от людей, охотясь на красивые минералы.

– Похоже, для нас обоих эта ночь будет не очень-то продуктивной, – сказала она через какое-то время, прервав молчание, и погладила нераскрытую папку на коленях.

– Ну, не знаю. Это зависит от того, для чего вы сюда пришли.

Джульетта улыбнулась. На другом конце широкого помещения едва слышно пискнул компьютер – поисковая программа закончила просеивать информацию Холстона и подала сигнал.

23

На следующее утро, вместо того чтобы подняться к себе в кабинет, Джульетта спустилась на верхнюю ферму пятью этажами ниже – на похороны Марнса. Не будет ни папки с делом о смерти ее помощника, ни расследования. Его старое и усталое тело просто опустят глубоко в землю, где оно разложится и станет питанием для корней. Это показалось ей странным: стоять в толпе и думать о Марнсе как о папке. Она была на этой работе меньше недели, но уже начала воспринимать картонные папки как обители призраков. Имена и номера дел. Жизни, уместившиеся на двадцати страницах бумаги из утилизированной макулатуры, с волоконцами разноцветных ниток, вплетенных между черными строчками печальных рассказов.

Церемония шла долго,