Само собой, что Гнедин попытался наехать за то, что не выполнил младший по званию приказ старшего.

– У меня – свое начальство, товарищ полковник. И своя задача. И я умею добиваться исполнения этой задачи, – показал ему рукой на нарисованную звезду Героя и три ордена на башне танка.

– С той стороны еще одна звездочка, а вообще, у нас танк – трижды геройский.

В разгар событий появляется еще один генерал, с тремя звездами. Все его знают, кроме нас с Василием. Гнедин докладывает:

– Товарищ командующий…

Получается, что минимум командарм. Так! 21-я передана из резерва Ставки в 7-ю армию, командовать ей должен Мерецков, но это не он. Тот – генерал армии, а этот – генерал-лейтенант. Ничего не понимаю! Нос – картошкой, глаза с сильным прищуром, крупный подбородок. Выручил Баранов, назвав сначала имя-отчество, а затем и фамилию генерала.

– Доброй ночи, Филипп Данилович! Давненько не виделись, товарищ Гореленко, прошлый раз месяцев восемь назад. Или семь?

– Семь, Виктор Ильич, семь. Твои, что ли, помогали? – ответил генерал, пожимая руку начальникам АБТУ и разведки фронта.

– Ну, кто кому помогал, это еще вопрос. Мои. Первый гвардейский батальон 1-й дважды Краснознаменной. Ну и резерв фронта, выделенный Петром Петровичем.

– А чего сам здесь, ты ж теперь начальство? Кстати, когда танки дашь?

– А я что, не дал?

– Так то ты не мне дал, это ты ему дал, – показал рукой командарм на Евстигнеева. – Что ж это за армия: без танков?

– Так я ж тебе давал, целый полк, 2-й танковый.

– Ну, брат, ты вспомнил! Когда это было?

– Да не так давно, в июле. Так где он?

– Нету, мы потом из него 51-й батальон создали, но отвести его не смогли. Так что вечная память твоему полку.

– А сорок шестая бригада?

– Здесь, на правом фланге. У Вознесения. Там финны покоя не дают, а твои туда и носа не суют.

– Ну, а чего соваться, если у тебя там целый танковый полк, почти сотня танков.

– Да какая сотня, Ильич? Нет никакой сотни, и потери имеем, и техника старая, латаем, латаем, а все без толку.

– Я таких сведений не имею. На 25-е – более чем удовлетворительная сводка, 11 процентов потерь, половина из которых – возвращаемая. Благодарность Копцову объявил.

– Танки давай! Новые, вот такие.

– Танки распределяю не я, Москва. Две бригады туда ушло, третью грузим, четвертую комплектуем, а я их для своей 1-й армии готовил.

«Во как! Похоже, что ситуация начала потихоньку меняться в лучшую сторону. По крайней мере на Ленфронте. Интересно, почему о применении этих танков на других фронтах не слышно? Появляются и исчезают? Странно, казалось бы, их должны были сунуть в бой прямо с эшелонов. Но пока об этом молчок. Так-так-так! Что там было в это время поблизости? А, 8-я танковая должна была перерезать железку между Ленинградом и Москвой. Надо будет спросить Ильича», – продолжал я обдумывать услышанные новости.

– Да ладно, Данилыч, не дуйся, роту тяжелых получишь, еще до праздников. А старые КВ сдашь на ремонт и модернизацию. Есть в плане такое, если ничего не изменится. Нас продолжают растаскивать, у Пинчука целый полк изъяли, перебросили левее, латали дыру у Крестцов. Теперь никак не могу вернуть его, хотя бои там закончились. Развезло дороги, грунт тяжелые держать перестал.

Тут я понял, в чем я ошибался! И действительно! Со второй половины октября шли дожди, небесная канцелярия «сводила баланс» и выливала излишки. Здесь дожди были, но не затяжные, дороги еще держались, только речки вспухли. А первое немецкое наступление на Москву захлебнулось именно в грязи. А КВ-3 грязи не любит. Так что все танки пошли в резерв Ставки. А Большую Вишеру взяли те части немцев, которые были на правом берегу Мсты, а их туда Черняховский в этот раз не пустил. Единственная дорога на Большую Вишеру там находится. Так что, верно действует Ставка, изматывая противника и держа в рукаве козырный туз.

Тут появился Евграфыч, и не с пустыми руками, он и Иван тащили пару каких-то ящиков, сверху на которых стояли красиво украшенные коробки. Увидев начальство, они решили поставить «награбленное» на землю, покурить и переждать, пока темно и начальство их не видит. Как же! Баранов выцепил взглядом обоих и понял, что они не просто так стоят за деревом. Пришлось делиться «Мартелем», да еще и со всеми, и самим организовывать «стопочку для сугреву» начальству на навесной полке «01-го». И «За взятие станции Свирь». Потом «За уничтоженный бронепоезд». Тут Гореленко расщедрился и наградил экипаж «01-го» «Звездочками» и «За отвагу». Он, единственный из присутствующих, кто имел на это право. Остальные могли только ходатайствовать. В конце концов начальство устало топтаться у танка и расположилось в конторе склада, оставив нас с экипажем у машины. Их адъютанты начали «соображать», чем угостить начальство. Мы тоже все забрались в машину, ибо вновь начался дождик, закусили, чем бог послал, и бросились в объятья Морфея. Бой закончен, до утра никуда не двинемся.