Шрифт:
Закладка:
— Тогда что же нам остается?
— Черт его знает. — Отец уставился на траву на лугу, перекатывающуюся легкими волнами под легким ветром. — Что происходит с репортером? Она все еще проблема?
Да, она была проблемой. Я не мог выбросить эту женщину из головы.
— И да, и нет, — ответил я. — Думаю, мне удалось убедить ее работать с нами, а не против. Но это мне дорого обошлось.
— Сколько? — Отец годами откупался от предыдущих владельцев газеты, чтобы они печатали только минимум.
— Не деньги. История. Она хотела узнать больше о клубе. Почему мы ушли. Что мы делали. Кое-что было записано. Большинство не было.
Отец отвернулся от вида и положил руки на бедра. — И ты веришь ей, что она будет молчать?
— Она будет молчать. Она честная.
Это был лучший способ описать Брайс. Когда она говорила, что что-то не подлежит огласке, это не попадало в печать. Это было частью ее журналистского кодекса. Пока я выполняю свою часть сделки и говорю ей правду, наши отношения будут оставаться взаимовыгодными.
Это было бы нетрудно сделать. Эти глубокие карие глаза смотрели на меня, и правду было легко увидеть. Кроме того, если бы я попытался солгать, она бы поняла, что я несу чушь. Эти глаза были красивыми. И хитрыми.
После того, как я дважды трахнул ее прошлой ночью, Брайс уснула, измученная и изможденна, обнаженная под простынями, ее шелковистые волосы рассыпались по белым подушкам. Уголки ее рта слегка приподнялись, когда она спала, и эта маленькая ухмылка сделала почти невозможным уход.
Но я не проводил ночь с женщинами. Проснувшись с ними, я получал представление об обязательствах. Кольца. Детях. Все это было не для меня.
Я оставил Брайс улыбаться на ее подушке, хотя искушение было рядом. Желание притянуть ее в свои объятия и держать до рассвета.
Это было чертовски хорошо, что я пошел домой. К черту искушение. Я приехал домой, упал в свою кровать и несколько часов смотрел в потолок, размышляя, когда именно я попал под ее чары. Черт побери, это всегда возвращалось к первому дню.
К ней, сияющей на солнце, идущей ко мне в гараж.
— Как давно ты ее трахаешь? — спросил папа.
— Недолго. — Неужели я настолько очевиден? — Откуда ты знаешь?
— Я не знал. Но теперь знаю. Это разумно?
— Наверное, нет, — признал я.
Было бы гораздо безопаснее, если бы я общался с женщинами легкого поведения, которые заходили в The Betsy в поисках отвлечения на одну ночь. Брайс отнюдь не была легкой. Она была жесткой. Она смешила меня своим остроумием и нахальством. Она бросала мне вызов. И когда она не выводила меня из себя, она меня заводила.
— Правда. Она привлекла мое внимание, и мне трудно отвернуться.
— Твоя мама была такой же, — тихо сказал папа. На его щеке заиграла улыбка. — Мы были маленькими детьми, когда познакомились в начальной школе. Я ничего о ней не думал. Она была просто еще одной девочкой на детской площадке. Но потом она вошла в школу в первый день первого курса. Она улыбалась, на ней было желтое платье — она любила желтый цвет. Носила его все время.
— Я помню.
— Один взгляд на нее, и я уже не отводил глаз. — Улыбка померкла. — Надо было отпустить ее. Нашла бы кого-нибудь достойного.
Я положил руку ему на плечо. — Если бы мама была здесь, она бы надрала тебе задницу за такие слова.
Папа рассмеялся. — В ней было столько огня. Я иногда забываю об этом. Боже, я скучаю по ней. Каждый день. Я скучаю по ссорам с ней. Я скучаю по тому, как она говорила мне положить носки в корзину. Я скучаю по шоколадному печенью, которое она пекла каждое воскресенье. Я скучаю по желтому цвету.
— Я тоже.
Лицо отца стало жестким, когда он сглотнул. За солнцезащитными очками он яростно моргал, пытаясь избавиться от эмоций. Это было больше, чем я видел от него за последние годы. Он не так часто говорил о маме.
Больше с тех пор, как появилась Амина Дейли.
— Я нашел фотографию в ее выпускном альбоме. — Я потянулся к бумажнику и вытащил страницу, которую сложил и засунул рядом со стопкой двадцаток.
Эта фотография была тем, что я скрывал от Брайс. Я почти рассказал ей об этом, когда мы разговаривали той ночью, но я держал ее в кармане. Скоро я расскажу ей и выполню свое обещание поделиться. Но это было слишком близко к дому. Прежде чем передать его Брайс, я должен был получить ответы от отца.
Может быть, на этот раз он не станет от меня отгораживаться.
— Вот. — Я протянул фотографию. Если он и был удивлен, то не показал этого. — Мама и Амина. Они были подругами?
— Лучшими подругами, — поправил он. — Их едва можно было разделить.
— Они поссорились?
— Амина переехала после школы. — Он пожал плечами. — Думаю, они потеряли связь.
— Ты предполагаешь? — Даже если бы они потеряли связь, можно было бы подумать, что Амина хотя бы приехала на похороны мамы.
— Да. — Папа сложил страницу и передал ее обратно, на этом тема была исчерпана.
Серьезно? Он был в ярости. Папа трахнул эту женщину. Он должен был испытывать к ней какие-то чувства. Насколько я знал, Амина была единственной женщиной, с которой он был после мамы. Я мог бы выпытывать у него подробности, но это было бессмысленно.
Он уже перешел к следующей теме.
— Позвонил нескольким парням по городу, чтобы узнать, не слышали ли они о ком-нибудь, кто хотел бы меня подставить. Никто ничего не знает. Их первая догадка — Воины.
— А как насчет Путешественников? — При произнесении названия этого клуба у меня свело желудок. Ненависть, которую я испытывал к ним, осталась бы на всю жизнь.
— Они все мертвы.
— Ты уверен?
Папа снял солнцезащитные очки с носа и спрятал их в волосы. Его карие глаза встретились с моими, чтобы подтвердить его заявление. — Они мертвы. Все. Я убедился в этом.
— Хорошо. — Я поверил ему. — Кто еще?
— Ни черта не знаю. Думаю, все, что мы можем сейчас сделать, это ждать. Надеюсь, кто-нибудь заговорит.
— И это все? — Я не мог поверить, что слышу это. — Ты так легко сдаешься? Речь идет о твоей жизни, папа. О твоей свободе.
— Может быть, это к лучшему. Может быть, мои грехи наконец-то настигли меня, и пришло время платить. Мы оба знаем, что я заслуживаю пожизненного заключения за решеткой.
