– Как могли вырасти волосы у куклы?

Аннушка отвела взгляд и пожала плечами:

– Понятия не имею. – И сразу оживилась. – А потом, после душа, Женечка взяла Лилит и пошла гулять. А я за это время сняла волосы со щетки Жени и со щетки Лилит, разложила их по пакетикам. Вот это волосы Лилит, – она указала на левый пакетик, – а это Женечки. Там и бумажки вложены с их именами. У меня подруга в биологической лаборатории работает. Я и попросила в микроскоп на эти волосы посмотреть. У нее там близкий друг эксперт. Она ко мне вчера зашла, мы в одном доме живем, и говорит: и те, и другие волосы женские. Только одни принадлежат совсем молодой девушке, а возраст других неясен. Ну, вы и сами понимаете, другие – это волосы нашей Лилит.

– Нашей Лилит, – барабаня пальцами по столу, автоматически повторил за ней детектив.

– И еще она сказала: и те и другие волосы – живые, корни, в смысле.

– Живые?

– Ага, – кивнула Аннушка. – Ну эти, луковки…

– Я понял. – Глядя на девушку, капитан нажал кнопку внутренней связи: – Отдел криминалистики? Следователь Крымов беспокоит. Нужна ваша помощь. Да, срочно. Жду.

– Они сделают экспертизу?

– Разумеется. – Крымов хитро прищурил один глаз. – А не страшно было воровать волосы взбалмошной хозяйки и ее куклы? Особенно этой Лилит?

– Очень страшно! – честно призналась горничная. – Но уж больно хотелось проверить. И придумала я их забрать, когда уже почти поздно было. Женечка только-только с этим худым стариком у ограды поговорила, повернулась и быстро пошла назад, к дому.

– Что за худой старик у ограды? – нахмурился Крымов.

Постучал и вошел криминалист, без слов забрал оба пакетика и был таков. Аннушка, при нем не проронив ни слова, продолжала:

– Это было в тот день, когда она длинного, тощего старика встретила у ограды и о чем-то с ним говорила.

– Опишите его, Анна.

– Седой, высокий, тощий, в старом джинсовом костюме, на бомжа похож. Я еще подумала: может, родственник? Он говорил с ней так, будто внучку родную увидел, которую от него скрывают. Кажется, Женя ему в конце сказала, что его на месте убило. Он уходил совсем разбитый. А еще лицо его так страшно исказилось, что я даже напугалась…

– Но как вы его разглядели, Анна? Какое расстояние от окон до ограды? Или вы шли за Женей Оскоминой по аллеям?

– Нет, конечно, – опустив глаза, покачала головой Аннушка, – я их в бинокль увидела.

– В бинокль?

– Да, у Женечки был, очень большой, всегда лежал на подоконнике. Она же колясочница, вот и смотрела на белый свет через него. Понять ее можно. Я убиралась, потом взяла бинокль и стала рассматривать – парк, ну, там, белок, как они по деревьям мечутся, птиц…

– Стоп, Бог с ними, с белками и птицами! Вы этого старика раньше не видели?

– Никогда. Очень странный. И они точно были знакомы.

– Старик-бомж и девочка-богачка, – очень странно, совсем не сходится, если только не предположить самый фантастический поворот. – Крымов достал айфон, нашел фото, которое сделал вчера вечером, и показал экран Аннушке. – Прибавьте лет пятнадцать – это он?

– Ага, – кивнула горничная. – Точно он. У него лицо особенное. А тут он даже очень ничего! Представительный. И глаза блестят.

Крымов усмехнулся:

– Не зря вы смотрели в тот день в бинокль, Анна! Сильно помогли следствию.

– А кто он, этот человек?

– Тут секрета нет. Фотография висит в нашем кукольном театре. Это художник-декоратор, проще говоря – кукольник, который создал Лилит.

– А-а, – протянула Анна. – Понятно…

Хотя было видно, что ей ничего не понятно.

– Значит, он приехал ради нее аж в Серебряные Ключи? Поджидал ее, когда она пойдет гулять. А Женя его чем-то огорошила?

– Как обухом по голове. Что же он хотел от нее?

– Вопрос на миллион, Анна. Ответу на него я сегодня посвящу весь день. Сейчас и начну. – Он поднялся. – А вам еще раз большое спасибо за помощь в следствии! Когда придут анализы экспертизы по волосам, позвоню лично.

– Буду ждать, Андрей Петрович, – вставая, улыбнулась Аннушка.

Очень довольная своим визитом, девушка оставила Крымова разбираться с его головоломками. Детектив взглянул на часы – половина двенадцатого. Пора, пора!

Он набрал номер Лики.

– Привет, это Крымов. Вчера вечером толком не поговорили. А столько всего хотелось сказать! Я скоро приеду. У меня масса новостей по Жене Оскоминой, одна круче другой. При встрече расскажу. А теперь самое главное: как там наша принцесса, проснулась? Мне надо задать столько вопросов, достучаться до нее любым способом… Лика?

– Здравствуйте, Андрей. – Он услышал в трубке тяжелый всхлип. – Сегодня утром Женечка Оскомина умерла.

– Как умерла? Умерла?!

– Да, как умирают люди. У нашей Женечки отказало сердце. Так наш доктор сказал.

– Бог мой… Невероятно… Я еду, Лика!

Через час в накинутом на плечи белом халате он почти бежал по коридорам психиатрической клиники. В палате он застал заплаканную Лику и доктора Погорельцева, который сидел на стуле и чесал подбородок.

– Здрасьте, – кивнул детектив. – А где Женя?.. Ее тело?

– В морге, где ему еще быть? – ответил старый врач. – Вы детектив Крымов?

– Он самый.

– Лика мне сказала, что вы приедете. Милости просим к нашему опустевшему шалашу. Спрашивайте, если есть вопросы, да я пойду отдохну.

Девушка в синих очках с зачесанными назад волосами всхлипнула, достала из кармана платочек, вытерла глаза и промокнула нос.

– Спасти было невозможно? – спросил Крымов.

– Она уже вчера была очень плоха, – признался Погорельцев. – Но это не физика, поймите! Ей не требовалась реанимация, переливание крови, новое сердце или почки. Давление в норме, сердце тоже. Была у нее горячка, когда привезли, но мы сбили. Это что-то другое! Но у нас и заведение другое. – Он обвел взглядом стены палаты. – Ей как будто жить не хотелось. Что-то съедало изнутри.

– Что именно? – спросил детектив.

– Да хрен его знает! Ангел смерти, вот что. Или демон тьмы. Почем мне знать? Тут многие уходят именно так, господин сыщик. На то и «желтый дом», где лежат люди с больной душой.

Стоявшая у окна Лика слушала мужчин очень внимательно, старалась не пропустить ни единого слова, но сама в разговор не встревала.

– Многим, я считаю, везет, что они уходят в лучший мир, – продолжал размышлять Погорельцев. – Тут их уже ничего хорошего не ждет. Только мучения и боль – для них самих и их родственников. Женечке повезло – она сирота и никому не разобьет сердце.

– Да вы философ.

– Станешь тут философом за тридцать-то лет! Бытие определяет сознание. Могильщики тоже