— Нормально ты выглядишь, Кать.

Она рассмеялась:

— Буду считать, что это комплимент, дорогой мой! Идём!

Руслан смотрел ей вслед и только теперь начинал осознавать: Катя нашлась. Эта часть его истории закончилась.

Грибные дожди

13-25 сентября

После чудовищного явления потрошителя в университете объявили трёхдневный траур: отменили занятия, чёрными лентами перекрыли двери в актовый зал, перенесли все запланированные спортивные и культурные мероприятия.

Ректор публично принёс соболезнования семьям погибших и сложил полномочия. Городские власти и администрация вуза объяснили трагедию террактом со стороны бывшего заключённого Новикова, распылившего галлюциногенный газ в актовом зале.

Вспоминать произошедшее было тяжело. Не потому, что страшно: испугаться по-настоящему Руслан так и не успел. А потому, что, несмотря на все усилия видящих, погибли люди. Руслан понимал, что и он, и все остальные сделали всё, что могли. И что всех не спасти. И что всё могло кончиться гораздо хуже. Но легче почему-то не становилось.

Он пытался отвлечься, как мог. Сделал генеральную уборку в комнате. Привёл в порядок записи по существам и знакам. Занялся черновиком курсовой.

Временами налетала Катя и требовала, чтобы он сходил с ней то в кафе, то в кино, то в магазин. Даже темой курсовой интересовалась — видимо, дома ей действительно было очень скучно.

В день начала занятий позвонил Славик и сказал:

— Лови свою будущую курсовую. Пока болел, всё равно заняться было нечем. И не благодари. Хотя нет, благодарить можно, но в меру, — он рассмеялся и отключился.

Славик действительно прислал черновик курсовой по его, Руслана, теме. И Славиков вариант был куда как больше похож на приличную курсовую, чем его собственный.

Судя по дате создания файла, Славик начал писать не тогда, когда болел, а сразу после трагедии в университете. Видимо, решил, что Руслану после пережитого будет не до курсовой.

Руслан написал в мессенджер:

“Спасибо! Ты настоящий друг!”

Славик прислал стикер с весёлым псом.

Тем же вечером написал наставник.

“Слышал, у тебя в универе проблемы. Учил же я тебя пользоваться тем, что есть. На первый раз помогу, потом сам суетись”.

И прислал... курсовую! Руслан удивился невероятно.

Позвонил наставнику и спросил:

— Откуда у тебя курсовая по моей теме?

— Хм, ну сам подумай. Заказал, оплатил, да и все дела. Спец хороший, работа уникальная, не переживай.

— А... не ожидал... спасибо!

Бьёрн ещё раз фыркнул и отключился.

Ещё поразительнее оказалось то, что Катя тоже прислала ему черновик. Сказала, что ей стало интересно, реально ли написать курсовую на незнакомую тему за ночь. За ночь не вышло: очень спать хочется, а вот за три — вполне. Только, мол, с оформлением по стандартам сам разбирайся.

Руслан не верил своим глазам: неделю назад у него было ничего, что можно показать научнику, и вот теперь — целых три варианта разной степени готовности и ещё свой.

Впервые за последние дни на душе стало тепло. Он не один. Есть люди, которым не всё равно. Конечно, и маме с папой не всё равно, и в каком-то смысле самому Лазареву, но это другое. Это — друзья. Ну, кроме Кати, само собой, но даже она решила ему помочь.

Руслан осознал, что ещё чуть-чуть — и он расчувствуется самым неподобающим образом. Так, надо переключиться!

Он долго думал, какую работу выбрать, и всё-таки решил дописать свой черновик. Его вариант был самым слабым и сырым. Но своим. В конце концов это его учёба, его курсовая и его отношения с научным руководителем.

...И всё-таки знать, что есть те, кто готов помочь — хоть с курсовой, хоть с монстрами, было очень непривычно и... щемяще-тепло.

Лазарев черновик принял и вернул с правками в начале недели. Написал, что если Руслан до конца месяца справится с прошлогодней курсовой и напишет введение для нынешней, то он, Лазарев, не будет поднимать вопрос об отчислении студента Чужих.

Руслан обрадовался и следующие три дня работал над курсовой, честно предупредив Катю, что будет занят.

Она картинно вздохнула, посетовала на скуку и взяла с него обещание познакомить её с друзьями, когда он освободится.

Друзей у Руслана немного: Бьёрн, Регина и Славик.

С Бьёрном она уже знакома. Регина с Сергеем уехали куда-то отдыхать и вернутся только в самом конце сентября. Руслану, кстати, очень не хотелось знакомить Катю с Региной, хотя он сам не мог понять, почему. Оставался только Славик.

С понедельника до субботы Руслан правил черновик и сочинял новое введение, решив больше не откладывать на неизвестно когда свою курсовую. Даже в лес за грибами с родителями ехать отказался, хотя погода стояла самая грибная.

А в воскресенье вернулся в “офис”, осознав, что ужасно соскучился и по наставнику, и по знакомому креслу, и по столу с заедающим верхним ящиком, и даже по навязчивому запаху благовоний, доносящемуся из магазина.

Хотелось увидеть знакомый кабинетик, сесть за свой стол и начать приносить пользу.

Бьёрн кивнул ученику, не прерывая телефонный разговор:

— ...похожие случаи были? Сколько?! Двенадцать за год — да уж точно, многовато! Ладно, проверим. Адрес точный скинь на всякий случай. Ага. Ладно. Хорошо. Ну бывай, Лёха!

— Бабушкин звонил? — уточнил Руслан, когда наставник сунул телефон в карман.

— Ага.

— Что там у него?

— У него убийство по пьяной лавочке. Но Лёхина интуиция криком кричит, что всё не так просто.

Оказывается, в садоводческом товариществе “Тюльпан”, формально относящемся к городу, недавно произошло убийство. Местный житель выпил и зарезал любимую бабушку. Протрезвев, рыдал и убивался, каялся и кричал, что его бес попутал. Гражданин потреблял постоянно, но все соседи хором утверждали, что Ростовцев — человек приличный, будучи пьяным, никогда не буянит и, главное, бабулю свою нежно любит.

Бабушкин, сам не зная, почему, обвиняемому поверил. То есть, судя по всему, бабушку жизни лишил именно он, но вот своей ли волей — это вопрос. Да и этот “Тюльпан” показался лейтенанту знакомым. Бабушкин порасспросил коллег, покопался в архиве и выяснил, что за последние пару месяцев в “Тюльпане” и соседних товариществах “Рассвет” и “Заря”, относящихся к району, произошло больше десятка сходных случаев: пьяные, но обычно смирные граждане убивали близких.

Казалось бы, ничего удивительного. Но Бабушкина озадачило