Шрифт:
Закладка:
МЫ УДЕЛЯЕМ СТОЛЬКО внимания телескопу Гершеля-младшего не только ввиду того, что полагаем эту машину самым выдающимся устройством, сооруженным руками ученых как в нынешние так и в предыдущие времена, а также потому, что полагаем объяснение принципа его устройства и возможностей совершенно необходимыми для того, чтобы подготовить читателя к восприятию тех невероятных для человеческого знания результатов, которые с его помощью удалось получить. Установка была окончательно завершена во второй половине декабря, когда несколько больших рефлекторов, предназначенных для микроскопа, наконец прибыли из Англии и в течение первой недели января следующего года введены были в эксплуатацию. Полная секретность, окружавшая его разработку, изготовление и установку и конечную цель, для которой он создавался, не менее строго выдерживалась в течение нескольких месяцев, с единственной целью скрыть достигнутые с его помощью невероятные результаты. Будь причиной того определенный скептицизм британского правительства касательно обещанных великих открытий, которые якобы сделаны будут с его помощью, или, наоборот, желание понадежней скрыть их от посторонних глаз до тех пор, пока эти результаты не станет возможно предъявить во всем блеске к вящей славе нации и короны, стоявших у их истоков, вопрос, дать ответ на который мы с точностью затрудняемся. Но наверняка можно сказать, что коронованные покровители нашего астронома обязали его самого и его друзей соблюдать едва ли не масонскую таинственность и секретность, вплоть до того, как результаты величайшего эксперимента будут официальным путем доведены до сведения правительства. Соответственно, весь мир оставался в полном неведении касательно его самого и его экспедиции вплоть до того времени, как несколько месяцев назад, как о том было объявлено в научных изданиях Германии, сэр Джон Гершель на мысе Доброй Надежды написал письмо на имя королевского астронома Вены, уведомляя его о крайне важном событии, как то: появлении кометы, предсказанном на 1835 год, которая, как полагается, пронесется столь близко к дрожащему от ужаса земному шару, что мы, быть может, услышим рев вырывающегося из нее пламени, или же, наоборот, промчавшись по иному следу, ни единым волоском из своего хвоста не заденет наши охотничьи угодья. Не понимая, что подвигло его на столь уверенное и недвусмысленное заявление, ученые мужи Европы, отнюдь не посвященные в его тайну, отнеслись к его «пророчеству с отсрочкой», как немедленно окрестили его открытие, с недоверием и насмешками, продолжая требовать от него дополнительных подтверждений этих и иных сделанных им предсказаний.
ВПЛОТЬ ДО ДЕСЯТОГО января в основном проводились наблюдения звезд, видимых из Южного полушария, причем не без помощи водородных рефлекторов удалось открыть множество новых, ранее неизвестных звезд и туманностей. Однако мы отложим рассказ о них, каковым его предоставил наш корреспондент, вплоть до будущих выпусков газеты, в то время как не будем более скрывать от наших читателей те в большинстве случаев поразительные и неожиданные открытия, которые были сделаны при наблюдениях Луны. Из тех же соображений мы опускаем здесь математические выкладки, приведенные д-ром Грантом и выполненные сэром Джоном Гершелем с целью коррекции для лучших на данный момент таблиц лунного склонения в тропиках, и синодических таблиц, на информации на которых зиждутся большинство из существующих селенологических теорий. Было около половины десятого вечера, в ночь с 10 на 11 января, когда до середины второй лунной четверти оставалось четыре дня, когда астроном подготовил свой инструмент для наблюдения ее восточной части, освещенной солнцем. Для наблюдения использовалась вся неимоверная мощь его телескопа, для преобразования же фокального изображения использовалось около половины возможностей микроскопа. Полученный с помощью последнего результат передавался на экран, всю ширь которого сейчас занимал различимый до мельчайших подробностей, весьма реалистического вида пейзаж, состоявший из базальтовых скал зеленовато-коричневого цвета, ширина этих образований, как можно было судить по их изображению на экране, равнялась около двадцати восьми дюймов. На этом первом изображении не видно было ни малейших следов растрескивания, при том что спустя несколько секунд экран высветил ступенчатого вида образование, сложенное по ширине из пяти или шести колоннообразных скал, гексагональных по форме, соединенных способом, напоминающим базальтовые формации Стаффы. Обрывистый, ступенчатый склон этого образования сплошь зарос темно-красными цветами, почти неотличимыми, по словам д-ра Гранта, от Papaver Rhoeas, или попросту дикого мака, растущего на полях подлунного мира; таковым предстал перед глазами людей первый объект живой природы, обнаруженный на чужой для нас планете. Скорость, с которой поднималась над горизонтом Луна, или, вернее, скорость суточного вращения Земли, составляющая пятьсот ярдов в секунду, никоим образом не позволила бы наблюдать объекты столь малые по размеру, не будь в распоряжении астронома столь великолепно отрегулированного механизма, автоматически устанавливающего в соответствии с показаниями секстанта высоту линзы, при том что механизм показал себя в работе столь безупречным, что для наблюдателей не составляло ни малейшего труда держать в поле зрения облюбованный объект столь долго, сколь они считали необходимым.
ЭТОТ ОБРАЗЧИК ЛУННОЙ растительности, который им довелось наблюдать, вызвал в свою очередь к жизни вопрос столь интригующий, что никто не желал откладывать его решение в долгий ящик. В самом деле, если судить по растительности, выходило, что Луна обладает атмосферой, сходной с земной, и способной поддержать существование организованной материи, а следовательно, как можно было предположить, и животной жизни. Базальтовые скалы, нависавшие сверху над долиной, продолжали плыть через экран, тремя рядами опоясывая последнюю, когда вслед за ними появились еще два кольцевых склона, отличавшиеся удивительной красоты оттенком зеленого. За ними виднелось еще одно образование приблизительно той же высоты, у подошвы которого им, к немалому своему удовлетворению, удалось разглядеть нечто, невиданное ранее – лунный лес. «Эти деревья, – рассказывает д-р Грант – которые мы наблюдали в течение десяти минут, все относились к одному и тому же виду и не походили ни на что мною ранее виданное, за исключением, пожалуй, тиса, какой, бывает, растет на английских кладбищах, – между ним и этими деревьями наблюдалось определенное сходство. На экране появилась затем плоская зеленая равнина, ширина которой, если судить по круговым отметкам на экране, составляла более чем полмили, затем появилось изображение леса из стройных елок, столь безупречных, каковых мне лично никогда не приходилось встречать в горах, откуда я родом. Насытившись зрелищем бесконечно тянущегося елового леса, мы резко понизили увеличение микроскопа, не трогая, однако, рефлекторов, немедленно заметив вместе с тем, что изображение само собой сместилось вниз по склону, покрытому структурами весьма разнообразного и живописного характера, и теперь оказались на берегу озера или внутреннего моря, местонахождение и размеры которого мы не могли определить даже приблизительно из-за слишком большого увеличения. Пустив в ход ахроматические линзы, обладавшие слабейшим разрешением из всех, которые у нас имелись, мы выяснили, что водная гладь, берег которой попал в поле зрения нашего телескопа, была частью Моря Облаков, открытого Рикколи, из чего мы заключили, что вместо того, чтобы вести наблюдения за восточной частью планеты, считая от центрального меридиана, некая погрешность в механизме подъема большой линзы сместила наше поле зрения почти что к линии экватора. Однако же ввиду того, что на Луне интересно все, мы же не ставили перед собой определенной цели в наблюдении тех или иных местностей, и более того, в любой момент могли вернуться к ранее заданным координатам, мы вновь нацелили свои волшебные линзы для продолжения наблюдений над берегами Моря Облаков. Почему Рикколи присвоил ему подобное наименование, мне неизвестно, если не предположить, что он таким образом пытался поднять на смех Клеомеда, потому что даже ангелы не могли бы избрать для себя более удобной местности для увеселительного путешествия. Сверкающий под солнцем белый песчаный пляж, окруженный со всех сторон похожими на замки или крепости скалы, сложенные, по всей видимости, зеленым мрамором, сменявшимися расщелинами, каждые две или три сотни футов разрывавшими их цепь, гротескного вида меловыми и гипсовыми глыбами, увенчанными на вершинах рощицами жавшихся друг к другу неведомых деревьев, – все это медленно проходило через экран перед нашими глазами, пока у нас не захватило дух от восторга. Вода, также видимая в поле зрения телескопа, отливала синевой, как то бывает у океанских глубин, и вскипала пеной, обрушиваясь на кромку пляжа. Аномально высокие приливы оставили свой след на скалах, отстоявших от кромки берега более чем на сто миль; но при том, насколько хватало глаз, при всем разнообразии и прихотливости пейзажа, мы не сумели заметить ни малейших следов животной жизни, безотносительно к тому, как мы увеличивали или, наоборот, уменьшали поле зрения нашего телескопа. Мистер Холмс, однако же, поспешил определить несколько белых объектов округлой формы, которые мы заметили неподалеку в глубине пещеры, как больших cornu ammonis (аммонитов), мне же они показались просто крупными гальками, окатанными приливом. Наши упорные розыски животной жизни не дали ни малейшего результата.
