– Это действительно твое имя? – спросил Дзирт. Смена темы явно удивила молодого человека.

– Мое имя?

– Брат Головастик?

– Ты знаешь обо мне! Для меня это большая честь.

Лунный свет снова ярко полился вниз, и лай возобновился. Дзирт сделал, как советовали, и обратил внимание на тихие интерлюдии. Широкая улыбка расползлась по его лицу, и он кивнул, узнавая тявканье и визг.

– Гноллы, – сказал он.

– Да, – сказал Головастик. – Да, гноллы, и да, это имя, которое дали мне, когда я был ребенком, брошенным у входной двери монастыря.

Дзирт изучал этого человека и не увидел в нем ни торжества жертвы, ни желания сочувствия, вообще никаких признаков того, что ранние переживания оставили какие-либо шрамы. На самом деле Головастик казался совершенно довольным. Если он и чувствовал, что ему не хватает семьи, то, конечно, не подавал никаких внешних признаков. Дзирт, конечно, мог это понять – монахи Монастыря Желтой Розы казались друг другу такой же семьей, как и его Компаньоны Халла.

– Они очень активны этой ночью, – сказал Головастик, проходя мимо Дзирта, чтобы опереться на перила крыльца. – Они становятся такими, когда осень затягивается, возвещая о приближении зимы.

Он кивнул на север, указывая на летящие линии облаков.

– И дни становятся короче по мере того, как северный ветер становится сильнее. Я ожидаю, что будет сильный шторм.

– Откуда брат Головастик так много знает о гноллах?

– Потому что я большую часть времени нахожусь на улице, а Галены кишат ими, – ответил он. – Откуда великий Дзирт До'Урден знает о брате Головастике?

Дзирт улыбнулся превосходной степени, которую Головастик использовал перед его именем.

– Великий Дзирт До'Урден, – тихо повторил он, закончив со смешком. – Брат Афафренфер говорил о тебе.

Мастер Афафренфер, – поправил Головастик.

– Он всегда хотел титула брата, – сказал Дзирт.

Головастик пожал плечами и кивнул.

– Я скучаю по нему. Ты был там, когда он умер?

Прямой вопрос задел Дзирта за живое и пронесся в его голове, возвращая его к тем моментам, когда Афафренфер пришел за ним в начале грандиозной трансценденции. Афафренфер пожертвовал собой, чтобы служить проводником для возвращения Дзирта в живой материальный мир.

– Отчасти, – ответил он, потому что не знал, что еще сказать. Как он мог начать объяснять ощущения, которые испытал в тот замечательный момент?

– Напоминание о том, что мы должны жить теми днями, которые нам даны, – тихо заметил Головастик. – А что с его другом, дворфом?

– Атрогейтом?

– Нет, – сказал Головастик, и даже в лунном свете Дзирт мог видеть, что он покраснел.

– Амбра, – сказал Дзирт. – Амбергристл О'Молл из Адбраских О'Моллов.

– Она поцеловала меня, – сказал Головастик, явно смущенный. – Я был очень молод. Это был мой первый поцелуй.

Дзирт ответил улыбкой, но медленно покачал головой, сбивая молодого человека с толку.

– Она умерла как герой, – сказал ему Дзирт.

– Слишком много героев умирает, – сказал Головастик.

– Многие бы не согласились, – тихо ответил Дзирт, вызвав растерянный взгляд монаха. Дзирт только рассмеялся в ответ, не желая спускаться в эту философскую кроличью нору.

Благодаря десятилетиям опыта, Дзирт пришел к выводу, что многие живые люди остались недооцененными за их жертвы и усилия, благодаря критикам, которые тявкали, как гноллы под поздней осенней луной.

Конечно, до самой смерти, после чего люди действия и следствия часто возносились до почти богоподобного статуса – чего никогда не могли достичь те, кто принял рясу.

Пока они не будут мертвы.

Станет ли это его собственной судьбой, подумал он, и усмехнулся глупости этой мысли, потому что, по мнению Дзирта, ему оказали больше доверия, чем он заслуживал, и у него были лучшие друзья, которые понимали правду больше, чем «легенды».

Улыбка не продлилась долго, и его взгляд рефлекторно устремился на север. Кэтти-бри, несомненно, ценили, и когда она встретит свой конец, все дворфы Гаунтлгрима и Мифрил Халла, Адбара, Фелбарра и Долины Ледяного Ветра, все хафлинги Кровоточащих Лоз, вся Длинная Седловина и Гарпеллы, и большая часть Лускана будут по-настоящему раздавлены огромной потерей для них всех!

Но что насчет Джарлакса? Кто по-настоящему понимал, что за негодяем скрывается нечто большее, чем корыстное попустительство?

Что с Закнафейном? Дзирт оценил глубину самопожертвования этого дроу, но немногие из ныне живущих имели хоть какое-то представление о том, что он делал в свои дни в Мензоберранзане.

А что насчет Артемиса Энтрери? Его репутация, несомненно, была известна повсюду, но в основном это была репутация человека, которого больше не существовало, и подвиги идеального убийцы вряд ли были мерилом того человека, которым он стал!

Это зависит от Дзирта...

Дроу втянул в себя воздух и чуть не упал! Как он мог позволить мыслям блуждать в таком мрачном и нездоровом направлении?

Он знал как, и в этом была проблема. Он так ужасно волновался.

– Ты уверен, что мы должны это сделать? – спросила Саван Хозяйка Зимы.

– Киммуриэль связался со мной, – ответил магистр Кейн. – Возможно, назревают неприятности.

– Но ты не сказал Дзирту.

– На самом деле тут не о чем рассказывать. Мы взяли его под свою ответственность, ты согласна?

Саван с любопытством посмотрела на него.

– Он находится в самом разгаре своей тренировки, – объяснил Кейн. – Обучение, которое я и Орден предложили ему. Есть ли более уязвимое положение, чем это? Дзирт, конечно, великий воин, но он еще не научился идеально сочетать две дисциплины, которыми сейчас владеет. Он близок, но не совсем готов. Мы подготовим его.

Он кивнул в сторону заднего крыльца, где Головастик и Дзирт смотрели на восток и прислушивались к вою гноллов на луну.

– Брат Головастик хорошо играет свою роль, – сказал Кейн.

– Это выглядит немного нечестно, – отметила Саван.

– Так и есть. И даже больше, чем немного. Но ты бы предпочла, чтобы я рассказал ему правду о нашей игре? Ибо тогда он помчится к ожидающей беде, и я без колебаний скажу тебе, что он не готов.

Саван несколько мгновений обдумывала это, затем покачала головой. Она уже сталкивалась с такой ситуацией раньше и слышала от Кейна о некоторых легендарных героях Земель Кровавого Камня, соратников магистра Цветов из давних-давних времен. Видя его подвиги, многие