Давай-давай, проваливай. Это первое, о чём я думаю, стоит водительской тачке пропасть из моего поля зрения. Выжимаю педаль газа и срываюсь с места. Меня трясёт от злости, нет, я готов убивать. Она меня бесит. Дура! Дура! Дура! И какого я вообще всё это затеял? Выглядел бараном.

Никакой Разумовской. Никогда, ни в жизни. Чего она о себе возомнила? Ещё бы понял, если целка, а так одно сплошное недоразумение.

Бью  по тормозам перед светофором. Меня штормит, слегка выбрасывая вперёд, грудная клетка касается руля. Резкий вдох, который сделать очень сложно. Боль, охватывающая тело на секунды, и откат, когда не можешь надышаться.

К родительскому особняку подруливаю уже ближе к утру. Начинает светать. Прохожу через холл на кухню, наливая в стакан воды из бутылки, и, сделав глоток, замечаю знакомые шмотки на стуле. Неужели она?

Направляюсь в гостиную, осматриваюсь и спокойно поднимаюсь к себе. Это точно её стиль, её барахло. Какого чёрта?

Падаю на кровать замертво, ровно до тех пор, пока на всю комнату из колонок не начинает громыхать музыка. Что за нах?

Разлепляю глаза, видя над собой отца. Ну этому-то чего?

- Вставай, хватит спать. Ты бы ещё в ботинках разлёгся, - не пренебрегает очередной придиркой.

- Отстань. Чего хотел?

- А ты не в курсе?

- Маман нагрянула?

- Какая проницательность.

- Причинно-следственная связь. Причина: у неё кончилось бабло, как следствие, её шарфик, валяющийся на нашей кухне.

Отец ухмыляется, поправляя манжету рубашки, а после слегка дёргано смотрит на Ролекс, красующийся на его запястье.

- Так я-то зачем? Она тебя доить приехала. Дай ей денег, и она свалит.

- Лавочка закрыта.

- Ей это не понравится.

- Не спорю. Поэтому ты, как любящий сын, поможешь маме, дашь денег и отправишь обратно. Я не намерен терпеть её в этом доме, и для неё же лучше, если об этом ей скажу не я.

Это точно. Когда он выйдет из себя, бежать будет поздно. Причём всем.

- А если у меня нет денег?

- Это твои проблемы. Учись дипломатии.

- К чему эти сложности?

- Настроение сегодня такое, - отец потягивается, обнажая зубы.

- Угробить собственного сына?

- Починим, если сломаешься. Жду тебя внизу.

Прекрасное утро! А в совокупности с прошедшей ночью так вообще…

Приняв душ и переодевшись, спускаюсь в столовую. Мама с деловым видом попивает кофеёк, сидя за столом и сложив ногу на ногу. На ней ярко-красная комбинация, не прикрывающая, да вообще ничего не прикрывающая, голой бы уж тогда выходила.

Увидев меня, она поправляет пышные тёмные волосы, облизывает красные губы и с улыбкой вскакивает со своего места.

- Сыночек, - её пальцы касаются плеча.

Становится противно. Передёргивает. Слегка увожу плечо назад, и она убирает руки. Её длинные ресницы хлопают вопросительно, мама явно ждала чего-то другого. Сегодня я точно не готов выдать нужные ей эмоции.

- И тебе привет, мам.

- Мой Данечка, как я соскучилась.

- Ага, - сажусь за стол, с любопытством посматривая на отца.

Марины, кстати, нет, а мне до ужаса интересна её реакция.

Мама что-то мелет, смеётся, ровно до момента, пока на лестнице не слышатся шаги. Ощущение, что все присутствующие замирают. Вытягиваю шею, замечая Марину. Она идёт к нам. На ней длинное воздушное бледно-розовое платье, плечо которого с одной стороны слегка открыто, убранные наверх волосы, минимальный макияж.

- Всем доброе утро! - она широко улыбается, подходя к отцу, становясь за спиной и сжимая его плечи.

- Марина, сколько лет, сколько зим, - верещит мама, - не ожидала увидеть здесь именно тебя.

- Приезжать за полночь в чужой дом - это в твоём стиле. Столько лет прошло, а ты всё такая же… - оглядывает маму насмешливым взглядом, - из огня да в полымя, а что интересно, за двадцать лет длина юбки ничуть не изменилась.

Мама прищуривается. Её улыбка всё ещё с ней, но я вижу, что теперь она ядовитая.

- Конечно, ты всегда увивалась за моим мужем, поэтому приходилось изощряться, длина юбки, знаешь ли, имеет значение.

- Я знаю лишь одно место, где она имеет значение. И даже для него ты уже старовата.

- Что ты сказала?

- Приятного аппетита, - Баженова присаживается на стул между мной и отцом.

Мама задыхается от своей ненависти, но больше ничего ей не говорит.

- Данечка, расскажи, как твои дела?

- Нормально, - приподымаю вилку в воздух.

Отец вздыхает, в какой-то момент наконец обращая внимание на мать.

- Анфиса, после завтрака Данил отвезёт тебя в отель.

- Саша, а ты не забыл, что это и мой дом то…

- Ты ошибаешься. И я надеюсь, у тебя хватит ума оставить всё как есть и не нарываться. Марин, проводи меня, пожалуйста, кажется, я сыт по горло.

Марина улыбается, но улыбка фальшива, думаю, батя получит знатную выволочку за этот мамин концерт.

Они уходят, а маман быстренько пересаживается ко мне.

- Она здесь давно? Дрянь какая, ты посмотри на неё!

- Мама!

- А что? Твой отец впал в маразм, не пойми кого в дом притаскивает.

- Ма-ма! – злясь, очень злясь.

Достали они меня все, достали.

- Ладно-ладно. Милый, а ты не одолжишь любимой маме немного денег?

- Сколько?

- Такие вопросы женщинам не задают.

- Хорошо, не задаю. Нужно обналичить.

- Тогда по дороге в отель этим и займёмся. Я пойду приведу себя в порядок, и выезжаем.

- Ага.

Все наконец разошлись, оставляя меня наедине с моим кофе. Делая глоток уже остывшего напитка, откидываюсь на спинку стула. Барабаню пальцами по поверхности стола.

Мама спускается минут через сорок, всё в таком же ярком платье, и кажется, длина реально не поменялась, хоть она и сняла с себя ночную комбинацию, облачившись во что-то более подходящее для улицы.

- Я готова.

- Поехали.

В «Марриотт» я оплачиваю её проживание на месяц, вручаю денег на жизнь и сваливаю подальше. Ближе к вечеру еду в клуб. Хочется развлечься, но больше, наверное, отвлечься. Я не помню, как оказываюсь дома, и то, что притаскиваю туда какую-то девку, тоже. Это я осознаю лишь утром, открыв глаза и увидев рядом довольно симпатичное тело. Брюнеточка. Зрелище, конечно, неплохое, но всё это очень и очень мерзко. По телу ползут мурашки пренебрежения. Надеюсь, она соблюдает гигиену… вытираю ладони о пододеяльник и быстро направляюсь в душ. После так называемой дезинфекции без стеснений выпроваживаю её отсюда к чертям и выбрасываю бельё в урну. До сих пор отвратно.