нем не особенно распространялись, тем более учитывая, что это были за времена, – возразила Аурора. – Тогда о многом предпочитали не говорить вслух, знаете ли. Из уважения к родственникам жертвы.

– Ваш отец вам когда-нибудь рассказывал о том происшествии?

– Честно говоря, не помню. Если уж на то пошло, он о работе вообще мало говорил. И в управлении я никаких разговоров не слышала, но я ведь и работать на Поустхусстрайти начала гораздо позже.

– Если я правильно понимаю, Никюлаус не служил в отделе расследований?

– Нет, но он замещал там коллег, когда те, например, выходили в отпуск. Помню, что он и курсы специальные закончил, но продолжал работать обычным полицейским. Он вышел на пенсию комиссаром. Следственная работа его никогда особо не привлекала: ограбления, кражи со взломом, мелкое хулиганство – все это расследовалось как-то само по себе. Правонарушители были всегда одни и те же. А вот убийства – это совсем другое. Но они ведь и происходили крайне редко, впрочем, как и сейчас, слава богу.

– И правда слава богу, – согласился Конрауд.

Из тех, кто помнил времена, когда Никюлаус трудился в полиции, уже почти никого не осталось в живых. Среди них был Паульми, который, однако, близко с ним не общался, поэтому и посоветовал Конрауду обратиться к некоему Арноуру, одно время работавшему с Никюлаусом. Конрауд ему позвонил, и тот сразу припомнил кое-что из биографии коллеги: например, то, что в руководство полиции на него не однажды поступали жалобы от женщин, которые утверждали, что на службе Никюлаус позволял себе вольности, поведение его было развязным и заносчивым, а иногда он даже был не в состоянии держать руки при себе. Его излюбленными жертвами оказывались женщины, которых не баловала жизнь. Возможно, он предпочитал именно их, потому что крутить ими было гораздо проще: стоило лишь проявить минимум сочувствия. Однако на их жалобы начальство смотрело сквозь пальцы, поэтому Арноур решил вмешаться, чтобы Никюлауса уволили с работы. Это случилось после того, как всего за пару месяцев к нему обратились две женщины, утверждавшие, что подверглись сексуальному домогательству со стороны Никюлауса. Конрауду Арноур сказал, что это нетелефонный разговор, но намекнул, что речь шла не о банальных шлепках пониже спины. В первом случае Никюлаус принудил жертву к оральному сексу, а во втором – попытался совершить с женщиной полноценный половой акт. Все это происходило в пятидесятые годы. Никюлаус решительно открещивался от всех обвинений, а жертвы не осмеливались подать на него в суд, тем более что – как водится в таких случаях – свидетелей не имелось, так что это были только слова женщин против слов Никюлауса.

Конрауд не мог решить, стоит ли ему обсуждать свой разговор с Арноуром с дочерью Никюлауса. Еще направляясь на встречу, он размышлял, как бы поделикатнее задать определенные вопросы, чтобы не задеть ее чувств. Однако беспокоился он напрасно: эту тему подняла сама Аурора.

– Вы, вероятно, слышали, что у Никюлауса в полиции была дурная слава, – сказала она.

– Ну… да.

– Поэтому вы мне и позвонили?

– Да нет, – возразил Конрауд. – Причина в другом. Однако я действительно наслышан о его поступках. Я только сомневался, готовы ли вы это обсуждать.

– А от кого вы… наслышаны?

– От бывших полицейских.

– А могу я узнать, почему вы вдруг им заинтересовались? Что вас… Какая у вас цель?

– Мне хотелось понять, возможно ли заполнить какие-то пробелы относительно трагедии на Тьёднине, – объяснил Конрауд. – Вдруг Никюлаус что-то говорил о том случае в вашем присутствии или в присутствии вашей мамы? Может быть, в душе он все-таки чувствовал некую неудовлетворенность. У меня в распоряжении так мало подробностей того дела – я, разумеется, отдаю себе отчет, сколько минуло лет, но все же…

– Неудовлетворенность? Но… разве это был не несчастный случай?

– Ну да, – смутился Конрауд: он колебался, стоит ли упоминать о видениях Эйглоу, но в первую очередь он и правда был не до конца уверен в том, что сподвигло его так плотно заняться выяснением обстоятельств гибели Нанны. Может, выйдя на пенсию, он стал ощущать собственную бесполезность? – Да, все указывает на несчастный случай. Однако он вызвал у меня любопытство, и я хотел бы поподробнее разобраться в этом деле.

– Девочка была вашей родственницей?

– Нет.

Аурора глядела на голые ветви деревьев и вслушивалась в непрекращающийся гул машин с Миклабройт.

– Когда меня взяли на работу на Поустхусстрайти, об этом я в первую очередь и узнала. Хотя атмосфера там была комфортная… И люди в полиции служили в основном хорошие… Как наверняка и сейчас.

– И о чем же вы узнали?

– Ну, о том, что Никюлауса там недолюбливают. И я помню, что это меня не удивило. Скажу больше: я этого даже ожидала. Тогда я и поняла, почему он поначалу не хотел, чтобы я работала в полиции. Не горел желанием пользоваться своими связями, чтобы меня взяли на должность. Ну а потом кто-то показал ему мое резюме и спросил, не его ли я дочь, и только тогда он меня порекомендовал.

– Но ведь отец не запрещал вам откликаться на ту вакансию, верно?

– Нет-нет, но при этом и не скрывал, что не в восторге от этой идеи.

– А почему вас не удивил тот факт, что его недолюбливают?

– Потому что временами он вел себя как деспот, – ответила Аурора. – Мне ли этого не знать? Не стану, однако, вдаваться в подробности… Как бы там ни было, в полиции меня из-за Никюлауса никто не попрекал. Ну а потом он вышел на пенсию, и проблема разрешилась сама собой.

– Вы тогда уже были в курсе, что на него поступали жалобы от женщин? Из-за того, что он… не мог держать при себе руки?..

– Да, до меня доходили эти разговоры.

– Наверняка мало приятного в том, чтобы узнавать подобные вещи о собственном отце.

– С этим не поспоришь. Особенно учитывая, каково приходилось несчастным женщинам, которых он донимал своими приставаниями.

– Представляю, какой вы пережили шок, – покачал головой Конрауд.

– Ну… не то чтобы шок…

– А что же?

– Шоком это для меня не явилось.

– По причине его тяжелого характера?

– Ну да. Он ведь и ударить мог. Маму, например, бил.

– Сложно с ним, наверное, было жить?

– Непросто. Особенно когда он напивался. Бывало и такое, но мне не совсем приятно об этом говорить. Да и поздно уже, а у меня еще полно дел. – Аурора явно заторопилась уходить.

– Еще раз благодарю, что согласились на встречу, – сказал Конрауд. Я заметил, что вы всегда называете его по имени. Все время только «Никюлаус» или «он», а не