Загородный дом Хомяковых охранялся намного серьёзнее городского. Если правда, что в клане Хомяковых не было мага, значит, приглашали постороннего, поскольку защитных плетений было много, и достаточно разнообразных. Можно сказать, на все случаи жизни: от огня, воды и лихих людей. Впрочем, учитывая удалённость, должна признать, что никакая предосторожность не лишняя. Хомяковы думали наверняка так же, поскольку даже сторожка на въезде оказалась с окнами, больше всего похожими на бойницы. Я покосилась на Владимира Викентьевича, но тот беспокойства не выказывал, лишь с интересом оглядывался. Посмотреть, и правда, было на что. Дом был большим, куда больше городского. Туда с успехом поместились бы все ильинские лечебницы, если не в главную постройку, то уж остатки непременно бы распихали по многочисленным мелким флигелям на территории. Там даже оранжереи были, причём много и действующие, поскольку через стекло что-то ярко зеленело, подсвеченное лампами. Электрическими? Отсюда не очень хорошо видно, но весьма на то похоже.

— Ананасы выращиваете? — попыталась пошутить я.

— Не только, — гордо сообщила Оленька. — У нас много чего растёт. Те же лимоны у нас только свои, самые лучшие сорта. А уж персики… персики куда лучше рысьинских.

— Вот уж нет, барышня, — запротестовал Владимир Викентьевич. — Персики Рысьиных вне конкуренции.

— Вот уж да, — отрезала Оленька. — Наши и крупнее, и слаще. И не спорьте!

Целитель спорить не стал, лишь насмешливо посмотрел. Имел ли он возможность сравнить или априори считал рысьинское лучшим? Скорее второе: вряд ли посторонним целителям доводилось дегустировать хомяковские фрукты, а вот Оленька, напротив, могла что-то попробовать у нас и сделать вывод. Если, конечно, княгиня снисходила до того, чтобы присылать нам с мамой фрукты из своих оранжерей. Не слишком она походила на щедрую благотворительницу.

— А всё почему? — продолжила развивать успех подруга. — Потому что, когда всё делаешь с любовью, всегда получается лучше. А маменька, если уж чем занимается, то только с любовью.

Владимир Викентьевич опять промолчал, лишь выразительно посмотрел на брата с сестрой и хмыкнул столь ехидно, что даже сомнений не осталось: лучшим результатом любви Анны Васильевны он считал её детей, а никак не оранжерейные успехи. Но Хомяковы либо сделали вид, что не заметили, либо действительно не обратили внимания на мнение целителя, высказанного столь неявно, поэтому тему не поменяли.

— А всё началось с клубники, — заметил Николай. — С клубники, которую мама весьма любит, и одной маленькой оранжереи. А теперь это огромнейший комплекс, в котором чего только нет. Если вы захотите, Лиза, я вам всё покажу.

— Мы сюда приехали не за этим, — возразил Владимир Викентьевич, видя, что я уже почти готова согласиться. — Нам ещё в город возвращаться, и желательно — засветло. Не надо затягивать наш визит. Я отвечаю за Елизавету Дмитриевну.

И сурово посмотрел, словно действительно был моим ближайшим родственником, от которого я зависела. Нет, от Владимира Викентьевича нужно съезжать. Жить за его спиной, конечно, удобно, но его опека сильно мешает. Во всяком случае, в последнее время.

— В любом случае дальше пойдём только мы с Лизой. — Николай нехорошо прищурился, глядя на целителя. — Вас, Владимир Викентьевич, я в клановое святилище не приглашаю.

— Но… — запротестовал было целитель.

— Не приглашаю, — повторил с нажимом Николай. — Оля, распорядись, чтобы Владимира Викентьевича напоили чаем.

— Пойдёмте, Владимир Викентьевич, — Оленька уцепилась за рукав целителя. — Персиков не обещаю, но варенье наше непременно к чаю подадут. И оно точно лучше того, что вам могут предложить у Рысьиных.

— А если я не хочу чаю? — Владимир Викентьевич пытался освободиться, но Оленька уже уверенно тянула его к главному дому.

— Тогда попрошу принести вам что-нибудь покрепче. Вы что предпочитаете? Коньяк? Водку? Или домашние наливочки? У нас и ликёры есть, не волнуйтесь, всякие разные есть, вам понравится, — тараторила Оленька, таща жертву за собой, как маленький бульдозер. — вам остается только выбрать, что вы будете пробовать.

С Николаем же мы почти тут же свернули за угол одного из флигелей, но судя по тому, что голос Оленьки удалялся, Владимиру Викентьевичу отделаться от неё не получилось. Разделяй и властвуй. Смотрю, этим принципом Хомяковы овладели в полной мере. Во всяком случае, в той части, которая касается разделения.

— Владимир Викентьевич потом опять скажет, что ваша компания меня компрометирует, — усмехнулась я.

— Не скажет. Он прекрасно понимает, что в клановом святилище одного постороннего и то много, — серьёзно ответил Николай. — Нарушается настройка, и Велес может не откликнуться. Поэтому чем дальше он от нас будет, тем лучше. Не волнуйтесь, Лиза, он ничего такого не подумает, пусть и сильно сомневается в успехе.

Мы шли по расчищенной дорожке, хотя я не видела никого, кто бы этим мог заниматься. Вообще ни одной живой души во дворе не было. Даже привратник, распахнув ворота и впустив хозяйскую машину, тут же скрылся в сторожке. Но дом, куда Оленька повела Владимира Викентьевича, выглядел обжитым. Во всяком случае я заметила силуэты любопытствующих в окнах. Надеюсь, на улицу они не выходят не потому, что боятся солнечного света, но проверить все-таки стоит до того, как придется сводить с ними близкое знакомство.

— Николай, а вампиры в Ильинске или окрестностях есть?

— Вампиры? — удивился он. — Вампиры — это сказки, Лиза.

— Оборотни не сказки, а вампиры, значит, сказки, — проворчала я.

— Вампира я ни одного не видел, а оборотня наблюдаю каждый день, когда бреюсь, — парировал Николай.

По оборотням у меня самой сомнений уже не было, поскольку одного я даже наблюдала в животной форме и сейчас порадовалась, что об этом никто не знает, а то бы с Николая сталось вызвать Юрия ещё раз, а с неизвестного журналиста — написать статью уже с указанием «гимназистки С.». Хорошо, что я вовремя выбросила лишнее из своей комнаты. Юрий, конечно, рысью весил немало, но весь он столько, сколько весил человеком, я бы его не то что из окна не выбросила, я бы его туда вовсе не дотащила.

— А как получается, что вес человеческой и животной формы разный? — спросила я. — Материя же не может браться ниоткуда и уходить в никуда.

— Эфирное тело, — пояснил Николай. — На время оборота лишнее уходит туда. Если, конечно, можно говорить о том, что у меня есть что-то лишнее.

И он весьма хитро на меня посмотрел, наверняка рассчитывая, что я сразу начну убеждать, что уж у кого у кого, а у него нет ничего лишнего и быть не может. Но я не Оленька, на такое не ведусь, поэтому невозмутимо ответила: