отдавал должное его мужественной энергии, которую он запускал в действие при собственном управлении всеми операциями русских». Лорд Стенмор добавляет: «Это, возможно, была последняя речь перед войной, содержавшая оттенок дружелюбия к Великой России, пока не ставшей врагом» [3]. Когда дело дошло до объявления войны, Герберт, конечно, последовал общему направлению.

Крымская война (1853–1856) стала тяжелым испытанием для представителей семьи Воронцовых. Падение Черноморского прибрежного форта Святого Николая стало началом войны на Кавказе. Михаил Семенович Воронцов становился с каждым днем все задумчивее, он изменился внешне и, наконец, слег.

Несмотря на навалившуюся болезнь, самые трудные вопросы он решал быстро и мудро. «Вся слава русской кампании в Турции, по строгой справедливости, всецело принадлежит князю Воронцову. Он одушевил Кавказские войска своим примером и заботою; он возвратил им прежнее запримерное геройство», – вспоминал В. Толстой [4].

Успехи русских войск под Ахалцихом, Башкадыкларом и Баязетом имели большое влияние на ход войны. Они укрепили дух русской армии и в то же время заставили содрогнуться противника.

В. Рейнольдс. Портрет М.С. Воронцова

В декабре 1853 года ввиду продолжавшегося ухудшения здоровья М.С. Воронцов просил государя дать ему отпуск. Но и через полтора года оно не улучшилось, и князь вынужден был просить императора об увольнении его с должности наместника и главнокомандующего на Кавказе. «Богу не угодно было, – писал М.С. Воронцов из Дрездена патриарху Нерсесу в письме от 12 ноября 1854 года, – подкрепить мое здоровье так, чтобы я мог служить по-прежнему, а служить номинально и слабо – для меня невозможно» [5].

18 ноября 1855 года в Зимнем дворце состоялась встреча Александра II с М.С. Воронцовым. Во время беседы Михаил Семенович высказал мнение о необходимости переговоров между воюющими сторонами. Воронцов полагал, что не может считаться постыдным мир, при котором мы не уступаем ни дюйма своей земли. Что касается ограничения наших прав на Черном море, то, по мнению князя, они утеряны Россией после разрушения Севастополя.

Портрет Е.С. Пембрук

Воронцов также полагал, что «нам следует опасаться в будущем году серьезного нападения на Кронштадт, может быть, на Петербург, не говоря уже о Финляндии…». В конце беседы М.С. Воронцов попросил императора извинить его за откровенность. В 1856 году он получил чин генерал-фельдмаршала. Скончался светлейший князь в том же году.

Его сестра леди Пембрук ушла из жизни в Вилтоне в один год со своим знаменитым братом. Она похоронена в церкви, построенной на ее пожертвования.

Что касается деятельности английского племянника Михаила Семеновича Сидни Герберта, то благодаря ему были укреплены главнейшие британские гавани, возведены береговые батареи, налажена береговая телеграфная связь, увеличены береговая стража и число пароходов, организовано ополчение, созданы резервы для армии и флота, учрежден корпус добровольцев. В готическом холле Вилтонского замка выставлен скульптурный портрет Флоренс Найтингейл (работы Джона Стилла). Ф. Найтингейл начала свою миссионерскую деятельность под непосредственным покровительством Сидни Герберта.

Портрет Сидни Герберта

К концу Крымской войны Гладстон писал P.M. Милнсу (впоследствии лорд Хаутон): «Я не хочу, чтобы хоть один из тысячи, кто в прозе справедливо чтит мисс Найтингейл, мог бы замолвить единое слово за человека «режима», который придумал и допустил ее отъезд в Крым – Сидни Герберта». Он выступает за серьезное реформирование армии Великобритании. О нем говорят как о возможном премьер-министре. В 1861 году он был возведен в баронское достоинство с правом заседать в палате лордов.

Его супруга, известная корреспондентка великосветских дамских журналов Мария Елизавета Реперингтон, подарила мужу семерых детей. Один из сыновей, рожденный в 1857 году, был назван Михаилом, вероятно, в честь покойного дяди Сидни Герберта – русского генерал-фельдмаршала Михаила Воронцова. Объяснялось это тем, что в Англии М.С. Воронцова характеризовали как «замечательного человека почти со всех точек зрения и… одного из самых честных людей в императорских владениях». Его английский племянник Сидни Герберт умер в 1861 году. Памятник военному министру Англии Сидни Герберту появился через восемь лет после его смерти на площади Ватерлоо, перед Крымским мемориалом.

Хотелось бы заметить, что трагедией, омрачившей последние годы жизни М.С. Воронцова, стало не назначение на должность военного министра Британии его родного племянника; трагедия заключалась в другом. Михаил Семенович был свидетелем триумфа России в Европе в начале XIX столетия. Он был в числе тех, кто торжественным маршем вступил в Париж в марте 1814 года. А спустя сорок два года, в эти же дни, Россия подписала ущербный для себя Парижский мирный договор. Вероятно, в последний год своей жизни М.С. Воронцов особенно часто вспоминал своего отца, Семена Романовича, который сумел в 1791 году спасти Отечество от войны с Англией. Но ему не в чем было себя упрекать, на своем посту он сделал все, что мог.

Служение Отечеству, честное выполнение обязанностей перед императором – основа мировоззрения представителей семьи Воронцовых. Сидни Герберт служил своему монарху, М.С. Воронцов – своему государю. Они с честью выполнили свой долг.

Виконт де Весей с дочерью Фани. Фотография

Жизнь продолжается, и, к счастью, на смену войне приходит мир. Во время пребывания в Ливадии император Александр II часто приезжал в Алупку к вечернему чаю. Государь, по отзывам современников, очень ценил заслуги князя Семена Михайловича Воронцова в области виноделия. Тот приглашал из Франции опытных виноделов в Массандру, Ай-Даниль и Алупку и цены на вина держал весьма умеренными. (Однажды во время одного из обедов в Алупке некий генерал долго не мог поверить, что столь понравившееся ему белое вино не рейнвейн, а простое, выдержанное в подвалах Воронцова вино, по цене 20 копеек за бутылку.) Император же более всего любил бордо из Массандры и был весьма удивлен, узнав, что стоимость его всего 60 копеек. Семен Михайлович уделял много внимания разведению масличных деревьев и производил «отличное прованское масло».

Поддержание в должном виде Алупкинского парка и цветников обходилось ежегодно в 40 тысяч рублей. Еще при жизни хозяев гостям и туристам была предоставлена полная свобода передвижения по парку Алупки. Но, возмущаясь поведением в наши дни некоторых его посетителей, мы удивимся, узнав, что и во второй половине XIX века далеко не все путешественники отличались благородными манерами. Посетители имения Воронцовых не только шумели, но и вырезали свои имена на стволах деревьев, наносили на скалы разные надписи. Однажды они перетащили из верхнего парка лодку на берег моря и бросили ее там. Чашу терпения хозяев переполнил случай, когда, войдя после