— Не исключаю, что мы были бы неплохой парой, Аской, — сказал Рё. — Если бы ты была посговорчивее и не лезла, куда не просят. Но ты не знаешь меры, мнишь себя той, кто может перевернуть Тайоганори с ног на голову. Этому не бывать.

Я быстро соображала. Учтивые гады-воины отобрали оружие. В итоге у меня остался кайкэн и кумихимо. Это кое-что. Но с Рё явно что-то не то. Он так просто рассеивает рёку, чтобы понимать, где находится. Остается только молиться богам, которые совсем не боги, что такой способ дает сбой на оживленных предметах и приходит с искажениями.

Рё повернул голову в противоположную от меня сторону.

— Аска, ты все равно не выйдешь отсюда. Но так и быть, исполню твое предсмертное желание.

Я прыгнула одним махом, выбрасывая кумихимо, обвившийся вокруг его шеи.

— Тогда просто сдохни, — выдохнула еле слышно.

Рё захрипел. Вцепился в кумихимо, рванул на себя. Ничего не вышло.

Ш-ш-шиматта! Он выше, тянуть только вниз.

Чудом увернулась от удара локтем. Он ударил рёку — выставила щит.

Удар — щит. Удар — щит.

Рычание, от которого стало нехорошо. Я вцепилась в кумихимо как сумасшедшая. Затягивайся! Ну же! Затягивайся!

Рычание перетекло в гортанных смех.

— Глупая девчонка.

Я вздрогнула, не понимая, кто и где говорит.

И тут произошло то, чего я совершенно не ждала. Кумихимо затрещал и внезапно со свистом разорвался. Боль пронзила мою руку, перед глазами потемнело. Рё ухватил меня и швырнул в стену.

Наспех сплетенный кандзи смягчил удар, но грудь сдавило, а в горле замерла дурнота.

— Ты — ничто…

Снова этот голос.

Рё шёл медленно, наслаждаясь моей болью. По обрывку кумихимо, ещё торчащему из моей руки, стекала кровь. От плеча до запястья всё горело огнем.

Он склонился. От карих глаз не осталось и следа — все полностью затянуто жутко-белой беленой. Втянул воздух, медленно облизнулся, будто готовясь вырвать зубами кусок плоти.

— Прощай, Аска Шенгай.

Я сжала выскользнувший из рукава кайкэн. Не сдамся. И уже отодвинулась, чтобы сделать замах, как внезапно Рё замер на месте. Просто вот взял и остолбенел. В такой позе это нелегко, чтобы не упасть, надо срочно найти опору, но он не шевелился.

— Аска! Быстро! — донесся юношеский голос.

Понадобилась пара секунд, чтобы сообразить: стоящий у входа высокий юноша — это Наода. Что, как, почему… Потом!

Вмиг он оказался возле меня, помог встать и потащил за собой.

В коридоре хоть глаз выколи, но Наода прекрасно знал, куда идти.

— Подземный ход ведет в лес, — сказал он, будто прочитав мысли.

Я еле поспевала за ним, хотелось просто где-нибудь прилечь и полежать… годика два. Но Наода тащил меня с упертостью осла, давая понять, что времени в обрез. Да и я сама это понимала.

Всё слилось в какой-то сплошной туннель земли, камня, свисающих корней и сырости. Иногда слышалось шорохи, иногда — злобное хихиканье, явно нечеловеческое.

«Потом, я спрошу всё потом», — твердила я, стараясь не потерять сознание.

В голове не укладывалось, что теперь подарок Плетуньи превратился в измочаленный обрывок веревки. От осознания этого прошла новая волна дурноты.

— Дыши, Аска, — глухо произнес Наода, стараясь на меня не смотреть. — Осталось ещё немного. Но ты должна понимать, что происходит.

— Я уже ни цуми не понимаю, — сказала, с трудом переставляя ноги.

— Это так пока кажется.

Я нахмурилась и посмотрела на него, но эмоциональность лица Наоды, как обычно, не отличалась от снулой рыбы. И на дальнейший разговор он явно идти не хотел, почему-то старательно избегая встречи взглядами.

Мне казалось, что я уже потерялась во времени, не понимая, где нахожусь и что происходит. Мы просто шли-шли-шли. Поэтому полной неожиданностью стало, когда Наода произнес:

— Мы пришли.

Глава 2

Медленно подняла гудящую голову, отказывающую выполнять свою прямую функцию и думать. Нормально думать…

Наода понял, что ситуация тяжелая, поэтому, закинув себе на плечо мою здоровую руку, потянул в находившуюся в двух десятках шагов хижину.

Раньше это было охотничьим домиком, сейчас же представляло весьма печальное зрелище: крыша покосилась, стены почернели, в окнах темнота. Однако стоило нам только переступить порог, как я поняла: не всё так плохо. Здесь достаточно чисто, явно новенькие циновки, не забитый очаг. И пахнет мятой с лавандой, то есть кто-то при помощи трав пытался очистить помещение от нечисти.

Достаточно приятное место, чтобы пересидеть какое-то время подальше от чужих глаз. А ведь сомнений нет, здесь прятался Наода все это время, не показываясь всем, кто был в школе.

— Ложись сюда, — сказал Наода и помог мне опуститься на одну из циновок. — Я сейчас сделаю отвар, чтобы обработать рану.

— Ты — целитель? — хрипло спросила я.

К горлу подбиралась дурнота, веки налились свинцом. Запястье пульсировало болью, казалось, я к ней почти привыкла, а сейчас она голодным зверем накинулась снова.

— Немного, — как всегда немногословно ответил Наода и ушел.

Прикрыв глаза, я шумно выдохнула и уперлась затылком о деревянную стену за спиной. Нужно немного прояснить сознание. Шичиро учил, как отодвигать боль в сторону. Одновременно полезная и опасная практика. Полезная, потому что ты можешь завершить требуемое, не отвлекаясь на боль. Опасная… все же боль — естественный сигнал организма о том, что в организме проблемы. Если их долго не замечать, то можно очень быстро оказаться в семейной урне для праха. Ну… при наличии семьи, конечно.

Просидев некоторое время, поняла, что становится лучше. Аккуратно потянула рукав вниз, зашипела как кошка. Такей впечатление, что кумихимо пытались выдрать с корнем.

Крови прилично натекло. Получается, что дар Плетуньи стал частью моего тела, а не исключительно образованием из рёку. Тьфу, какие слова-то в голову лезут!

На самом деле, я бы ещё о какой глупости с удовольствием думала и думала, потому что не хотелось смотреть и осознавать: нет кумихимо в прежнем виде. Теперь я калека.

И тут же вздрогнула от этой мысли. Что ещё за ерунда? Люди прекрасно живут без божественных даров. Да и… Теперь у меня к Плетунье очень много вопросов. Учитывая, что она исчезла и больше не появляется, прекрасно это понимает.

Может быть, стоит избавиться от всего, что досталось от Кодай-но? Крылатые они, Древние или Проклятые — неважно.

«Нет, — тут же зажегся внутри протест. — Это всё моё. Кумихимо, шрамы, страх, боль и умение все это перебороть. А кто не согласен, может идти в задницу цуми».

Наода вернулся с полосами чистой