что ты, черт возьми, ее не получишь.

— Что тебе надо? Или ты намеревался просто стоять и пялиться на мою задницу?

— Я не... нет, вообще-то, пошел ты, Кейн. Я собирался спросить, все ли с тобой в порядке, видя, как ты выбиваешь дерьмо из стены. Собирался попытаться быть порядочным гребаным человеком. Но пошел ты.

Парень разворачивается и уходит из душа.

Я быстро выключаю воду, хватаю полотенце и оборачиваю его вокруг талии.

— Подожди, — кричу я, бросаясь за ним. — Ты ее видел?

Он поворачивается и некоторое время пристально смотрит на меня.

— Да, она заходила вчера вечером. А что?

Мои губы приоткрываются, но я проглатываю слова, которые вертятся на кончике языка. Я не хочу, чтобы они думали, что что-то не так, если она не хочет, чтобы они знали.

— Просто спросил.

Его брови изгибаются, когда он стоит, скрестив руки на груди, ожидая, что я уточню, но я никогда этого не делаю.

— Она тебе действительно нравится? Ты действительно собираешься превратиться в приличного гребаного человека и обращаться с ней так, как с ней следует обращаться?

Черт, я хочу сказать «да». И эта мысль сама по себе потрясает меня до глубины души.

Я хочу быть достаточно хорошим. Год назад я явно им не был, когда она нуждалась во мне. Летти могла винить себя, потому что боялась. Но все это на моей совести, а не на ее.

— Честно говоря, понятия не имею. Между нами… все сложно. В выходные она рассказала мне кое-что, что изменило ситуацию. Вещи, о которых она должна была рассказать мне давным-давно, и, черт возьми… Я не… я, блядь, не знаю, что с этим делать. — Подняв руки, я провожу пальцами по мокрым волосам и тяну, пока не становится больно. — Это все моя гребаная вина, что она здесь. Что ей пришлось бросить Колумбийский университет. Что она пережила столько гребаной боли. Я просто... черт. — Я вздыхаю, замечая шокированное выражение его лица и понимая, что сказал слишком много. — Черт, забудь, что я сказал.

На его лице появляется недоверчивое выражение.

— Ну, да, конечно. Летти — одна из моих лучших подруг, Кейн. Она была рядом со мной, когда я больше всего в ней нуждался, и я, черт возьми, намерен сделать то же самое для нее.

— Так, где же ты был в прошлом году? — рявкаю я, прекрасно зная, что она была одна. Где, черт возьми, он был тогда? Он даже не знает, что с ней случилось. Ни один из них не знает.

Леон бледнеет, его губы приоткрываются, чтобы ответить, но я уже знаю, что у него нет аргументов.

— Мы все были втянуты в нашу новую жизнь.

— Отлично. Она нуждалась в тебе, в ком-то, в любом гребаном человеке, а мы все были слишком отвлечены жизнью.

—Что случилось?

Я качаю головой.

— Хорошая попытка, но тебе придется поговорить с ней, если хочешь знать. Я не имею права разглашать ее секреты.

— Справедливо. — Он замолкает позади меня, когда я вытираю костяшки пальцев и начинаю натягивать одежду, готовясь отправиться в класс. — Ты действительно хочешь ее?

— А ты?

— Э-э…

— В любви и на войне все средства хороши, Данн. Пусть победит сильнейший.

Бросив последний взгляд в его сторону, я стягиваю со скамейки сумку и перекидываю ее через плечо. Мои мышцы болят от движения, но, черт возьми, я позволю ему это видеть. Он уже видел больше, чем мне хотелось показать, и больше не получит от меня ни унции.

Я запрыгиваю в машину, не теряя времени, завожу двигатель и выезжаю со стоянки. Мне нужно кое с кем повидаться.

Взглянув на часы, замечаю, что у меня есть немного времени до начала занятий. Надеюсь, она все еще будет там, и Лука, блядь, Данн не опередит меня.

В кампусе все еще относительно тихо, когда я въезжаю на стоянку, провожу рукой по все еще влажным и растрепанным волосам и вылезаю из машины.

Пробежка вверх по лестнице заставляет мои ноги гореть после долгого утра, но я не позволяю этому остановить меня, мне просто нужно немного отдышаться, когда добираюсь до вершины, как гребаной киске.

Легко забыть о несчастном случае и моем коротком пребывании в больнице, когда я так сосредоточен на возвращении к нормальной жизни.

Как только отдышался, я направился к главной двери и вошел внутрь, как будто я здесь живу.

Брюнетка на кухне готовит что-то, от запаха у меня слюнки текут, когда я приближаюсь, но здесь не только она, потому что каждая пара глаз, кроме пары, которую я хочу, поворачивается, чтобы посмотреть на меня.

Как и в тот раз, когда я пришел на тренировку сегодня утром, в комнате воцаряется тишина, когда в воздухе повис миллион и один невысказанный вопрос.

— Летти все еще здесь?

Оба парня, которые сегодня утром дважды испытали этот шок, толкаются, чтобы встать.

Их покровительство вызывает у меня улыбку, но я не позволяю им это увидеть.

Возможно, в прошлом они выводили меня из себя тем, что не позволяли приблизиться к ней и всегда были привязаны к ее бедру, но сейчас я рад, что у нее есть эти парни.

— Все в порядке, — успокаивает Элла, ее южный акцент сильнее, чем я помню по нашему короткому телефонному разговору.

Девушка делает шаг ко мне, выдерживая мой пристальный взгляд, как будто она не едва пяти футов ростом, и что я не мог бы сломать ее, как веточку, если бы захотел.

— Она знает, что ты приедешь? — Ее глаза подозрительно сужаются.

— Нет, разве это имеет значение?

Она опускает взгляд по моему телу, но делает это не так, чтобы заставить меня думать, что она хочет трахнуть меня, а так, как будто пытаясь понять, как лучше убить меня, когда я неизбежно все испорчу.

Девушка качает головой, снова поднимая взгляд.

— Еще раз причинишь ей боль, и мы придем за тобой, придурок, — шипит она. Если бы не смертельно серьезное лицо, я бы рассмеялся, но у меня такое чувство, что она действительно верит в эти слова.

— Хорошо, милая. Я сделаю все, что в моих силах.

Я делаю шаг, чтобы обойти ее, но ее крошечная рука опускается на мое предплечье, останавливая меня.

— Я серьезно, Кейн. Она и так пережила достаточно душевной боли, —