Нахмуренная и раздраженная, она вызвала улыбку.

Он стоял поодаль и наслаждался зрелищем.

– Маруся, обед! – раздался голос Ольги Васильевны. – Иди, милая, все накрыто!

Шлепнув куклу по попе, Маруся положила ее на детский стул и сурово сказала:

– Сама виновата! Вот и оставайся голодной! – Отряхнув ладошки, она пошла в сторону дома.

Калеганов обернулся и увидел Анну, сидящую на балконе. Небрежно распущенные волосы, халат, поверх халата вязаная шаль. На столике чашка и раскрытая книга. Анна смотрела на лес. Лицо ее было бледным, осунувшимся, печальным.

«Не помогла дача, – со вздохом подумал Калеганов. – Маруське пошла на пользу, а ей нет… Ну хоть Маруське».

Потом были радостные крики и прыжки девочки, вопросы «а почему тебя так долго не было?». Он оправдывался, бормотал что-то в ответ, гладил по волосам. Маруська пахла травой. Потом, как факир, он с удовольствием доставал подарки: платье Марусе, нарядные туфельки Марусе, школьный ранец Марусе, кукла Марусе. Шарф и духи Ольге Васильевне, которая смущенно и растерянно бормотала слова благодарности.

На столе стояли холодный борщ, пирог с мясом, котлеты, сливовый кисель. Как давно он не ел ничего домашнего! И Калеганов понял, как надоели ему рестораны и как он, оказывается, проголодался.

Вскоре появилась и Анна – без костылей, с палочкой. Шла ровно, спокойно и медленно. Но гримасы боли на лице не было. Выходит, все не зря: дача, медсестра, процедуры. Калеганов облегченно выдохнул: да, не зря.

Анна кивнула и села за стол.

Он поймал тревожный взгляд девочки и обеспокоенный – Ольги Васильевны.

Все ясно. Анна равнодушна, холодна, и его приезд ей безразличен. Она сосредоточена на своей болезни, а все остальное ее не волнует. Наверное, это нормально.

Обед прошел молча – молчала, уткнувшись в тарелку, Анна, молчала, изредка кидая расстроенные взгляды на каждого из сидящих, и Ольга Васильевна, молчала Маруся, переводя взгляд с матери на Калеганова. Молчал и Калеганов: а что тут скажешь?

Разговор завела Анна.

– Дима, – сухо сказала она, – спасибо за подарки, но это уже чересчур. Ей-богу, не надо. И ранец не надо – Маруся пойдет в школу в следующем году. Я так решила. – И она бросила вызывающий взгляд на Калеганова. – И да, через три дня мы уезжаем в Москву. Нас отвезут, волноваться не стоит. Еще раз спасибо за все. – Анна встала и медленно, чуть прихрамывая, пошла к себе.

Ольга Васильевна принялась суетливо убирать со стола. На Калеганова она не смотрела.

Маруся закрыла лицо ладошками и заплакала.

Калеганов подошел к ней и погладил по волосам, коротко чмокнул в макушку и быстро вышел из комнаты. Сердце билось как ошалелое.

Но у машины он вспомнил, что не попрощался с Ольгой, и вернулся в дом. Смущены были оба, обоим было неловко.

– Не расстраивайтесь, Дмитрий Николаевич! – отведя взгляд, сказала Ольга Васильевна. – Все как-нибудь да наладится…

Он молча кивнул.

«Вот и все, – садясь в машину, усмехнулся Калеганов. – Финита ля… трагедия. Ну и ладно, переживем. И не такое переживали. Понятно, что это, скорее всего, последняя встреча с Марусей и Анной. Ну почему так подло устроена жизнь? Сначала Ада, а вот теперь Анна… Анна отбирает у меня Марусю».

Анна поймала себя на мысли, что отвыкла от дома. Сначала больница, потом санаторий, ну а потом дача.

Квартира была запущенной, нежилой: тяжелый запах, толстенный слой пыли, липкий пол и мутные оконные стекла.

Анне хотелось реветь. Беспомощность – что может быть ужаснее? А беспомощность в ее возрасте – особенно.

Маруся же носилась по квартире и беспорядка не замечала. Глаза ее горели возбуждением и радостью – еще бы, соскучилась по своим старым игрушкам. Она баюкала ободранную, со свалявшимися белыми волосами и запавшим глазом куклу Таню, обещая приготовить ей обед и постирать грязное платье. Найдя очередную позабытую игрушку, Маруська мчалась к матери и хвасталась находкой.

Анна выдавливала из себя улыбку, гладила дочку по голове и мечтала об одном – уйти в свою комнату, а уж потом нареветься.

Может, зря она разорвала отношения с Калегановым? Анна была уверена – любой из ее малочисленных знакомых покрутил бы пальцем у виска и назвал ее чокнутой. Одинокая, располневшая и нищая мать-одиночка бросается богатым, заботливым, непьющим и щедрым ухажером, вы такое видали? Определенно у этой Анны не все дома! А девочка? Как ее любовник относился к девочке? Да родные отцы так не относятся! Чистая правда – Анна сама бы могла это подтвердить!

С тяжелым вздохом она поднялась со стула. Нога и спина болели – врач говорил, что сидеть ей показано как можно меньше, а вот стоять и ходить – ради бога. Вот только ходить и стоять не хотелось.

Анна открыла холодильник. Ну да, а что она, собственно, ожидала увидеть?

Хорошо, что нашлась закрытая банка сгущенки и остатки манной крупы, будет сладкая каша Марусе. Но от каши Маруся отказалась – еще бы, за лето разбаловалась на Ольгиных деликатесах. Наконец, поддавшись на уговоры матери и уныло поклевав кашу, Маруся отправилась спать.

Анна укрыла ее одеялом.

– Мама, сделай уютненько, – попросила Маруся.

Уютненько – это коконом, подоткнув одеяло под ноги, руки и туловище.

Маруся лежала, как спеленутый младенец, Анна поцеловала девочку и, пожелав спокойной ночи, направилась к двери.

– Мам! – окликнула ее Маруся. – А когда к нам придет Дима?

– Спи, – дернулась Анна. – Спи, Маруся, уже половина одиннадцатого!

Маруся горько вздохнула.

«Ну все, ты свободна, – усмехнулась Анна, оказавшись в одиночестве. – Реви, сколько хочешь. Хоть уревись. Только толку?»

Хотелось есть, но есть было нечего.

Завтра надо идти в магазин. Вернее – ползти. В шаговой доступности только замшелая «Пятерочка», а в ней дешевые колбаса и сыр непонятного происхождения. А еще нужны крупы, молоко и овощи. Как ей все это тащить? Помощница из Маруськи не ах…

Сообразила, что можно оформить доставку. Повеселела, выпила чаю с каменной мармеладкой, но реветь расхотелось.

Проживу! Я всю жизнь одна. И всю жизнь никому не нужна. Если только Марусе. Жили ведь раньше? Ну вот. Значит, будем жить дальше.

В кровати, от которой она давно отвыкла, было тесновато, непривычно, но хорошо. Ну и вообще – какое счастье ни от кого не зависеть и быть у себя дома, правда?

Сама спросила, сама и кивнула – конечно, правда.

Учились жить в новых реалиях. Маруся изо всех сил старалась помочь – неумело мыла пол, возюкая мокрой тряпкой и размазывая грязь. Убирала у себя