Шрифт:
Закладка:
Все знают и все чувствуют
Все болеют и все исцеляются
В конце концов, мы все одинаковы
О, мне не нравится эта игра
Под эту немудрящую песенку я и задремал, видимо сказалась беспокойная ночь. Разбудили меня точки в плечо. На меня взирала недовольная женщина лет сорока в сером деловом костюме:
— Молодой человек школа закрывается идите спать домой, — сказала она.
Ну что же пора начинать играть, а там что получится, то и получится.
— Здравствуйте, госпожа. Я в школе? В какой? А кто вы?
— Что за глупые шутки? — взорвалась негодованием дама, — Немедленно прекращайте свои игры. Она развернулась и понеслась к выходу. Откуда через пару минут вернулась с охранником. Тот бесцеремонно меня схватил за руку и потащил к выходу. Пришлось сопротивляться и громко кричать:
— Пустите! Помогите! Что вы делаете! На помощь! Ааааа!
Видимо от неожиданности меня отпустили, и я рухнул поврежденной коленкой и локтем прямо на пол. Вскрикнув от прострелившей меня боли я не выдержал и заплакал. Свернулся на полу в позу эмбриона и для натуралистичности подвывал. На мои крики и завывания сбежался еще народ — ученики и видимо работники. Кто-то стал снимать происходящие на камеру телефона.
Но вскоре всех разогнала появившаяся администрация в лице двух мужиков. Меня они аккуратно подняли и перенесли на ближайший диванчик. И попытались расспросить, я же размазывая слезы по щекам, на все вопросы («Кто ты? Откуда? Как тебя зовут? Где твои родители?») отвечал только что зовут меня Алекс, а на остальные — не помню, не помню, не помню.
Хаоса добавили примчавшиеся медики, когда обнаружили у меня пятно крови на джоггерах. Устав сопротивляться, позволил им стянуть с себя штаны и худи, под которыми обнаружились лопнувшие и обильно кровившие ранки. Двое из них начали их обрабатывать, а третья, видимо старшая в бригаде, стала орать на мужиков, пытаясь выяснить что они тут делали с бедным ребенком.
Те попытались оправдываться, но тут появилась полиция и все пошло по новому кругу:
— Кто ты? Откуда? Как тебя зовут? Где твои родители? Что ты здесь делаешь?
Конец моим мучениям положил новый персонаж. При его появлении все замолчали и он по быстрому опросил всех что здесь произошло. Видимо приняв какое-то решение, он отозвал всех в сторону и отдал не слышные мне распоряжения. После чего подошел ко мне и присев на корточки представился:
— Я арним хайнце глава муниципалитета города «шаан». Алекс, тебя сейчас отвезут в больницу, окажут помощь. А потом тебя опросит полиция и обязательно поможет найти твой дом и родных. Ты меня понимаешь?
— Да господин хайнце, я вас понимаю. Спасибо большое.
Прикатили каталку и уложили меня на нее. Я дернулся к своим вещам, но меня успокоили что ничего не пропадет. И собрав одежду и обувь в мой же рюкзак, положили на каталку рядом со мной.
Так меня полуголого и всего в бинтах и выкатили на улицу. Где уже собралась плотная такая толпа детей и взрослых. Почти все без исключения вскинули свои электронные гаджеты и начали снимать процесс погрузки меня в карету скорой помощи. Похоже я сегодня буду темой номер один в княжестве.
Больница оказалась уже в «Вадуце» (Vaduz). Меня поместили в одноместную палату, заставили полностью раздеться. Сняли все эти бинты и обработав раны заклеили их просто пластырем, а ушиб на груди чем-то намазали. Вкололи в задницу пару уколов. Успел глянуть в мою новую медицинскую карту. Там меня обозвали Alex Ungewiss (Неопределенный).
Выдали пижаму и покормили обедом. Потянуло в сон, но поспать не получилось. Заявилась целая толпа официальных лиц. Врач, пара полицейских, адвокат и он же представитель комитета по защите детей и даже священник. Всех поименно не стал запоминать. Все равно беседу-допрос проводил первым полицейский, представившийся начальником штаба национальной полиции Франком Бёмером (Frank Bömer):
— Как твое имя мальчик?
— Алекс, Александр.
— Твоя фамилия?
— Я не помню. извините.
— Нечего, бывает. Мы тебя записали под временной фамилией, Как только определим твою, так сразу все в документах и заменим.
— Откуда ты родом? Где жил? Город, улица, дом?
— Я не помню.
— Сколько тебе лет?
— Я не помню.
И так почти десять минут при попутном заполнении какого-то формуляра. После чего за меня взялся представитель комитета по защите прав детей. Он представился как Хайко Эссер (Heiko Esser):
— Алекс, я понимаю что все твои вещи тебе дороги. Но нам необходимо провести их анализ и исследовать их, это может дать зацепку о твоем местожительстве. Ты даешь разрешение на такую проверку?
— Да, господин Эссер.
— Тогда нам нужны будут и твои кольцо с крестиком.
— А как же я без крестика? Это же вроде нехорошо?
— Здесь с нами находится отец Юрген из собора «Святого Флорина». Я думаю что он сможет тебе помочь.
Ко мне подошел католический священник в черной сутане но с зеленым поясом. Что за хрень? Красные пояса носят епископы, а зеленые кто? Первый раз такое вижу, может что-то местное?
Он вытащил из своей барсетки стальной крестик на такой же цепочке и протянул мне. Я произвел рокировку, перекрестился и прочитал «символ веры». Святой отец тоже что-то пробурчал в ответ и перекрестил меня. После чего я отдал свои драгоценности полицейскому.
На этом вся толпа попрощалась и удалилась, заодно утянув все мои вещи.
Но на этом день и не думал заканчиваться. Пришла медсестра и выдав мне тапочки повела за собой. В итоге меня, за оставшеюся половину дня успел осмотреть хирург-травматолог, щелкнули рентгеном, заставили повалятся в аппарате похожем на «МРТ». Взяли кровь из вены на анализы, а после ужина еще и мочу.
Вечером же какой-то молодой сотрудник полиции, снял отпечатки моих пальцев, ладоней и ступней. Перепачкал меня, перепачкался сам. Что за варварство? У них что электронных сканеров нет? В итоге пришлось отмываться в душе.
И только после всего этого меня вернули в палату, выдали на десерт банан и пульт от телевизора. И заявили, что я уже знаменитость, что меня уже пару раз показывали в местных новостях.
Включил телек, слопал банан и попытался дождаться выпуска новостей, борясь с подступающей сонливостью. Даже вспомнил стишок на эту тему:
Я ненавижу слово «спать»!
Я ёжусь каждый раз,
Когда я слышу: «Марш в кровать!
Уже десятый час!»
Нет, я не спорю и не злюсь —
Я чай на кухне пью.
Я никуда не тороплюсь.
Когда