Выразив соболезнования близким родственникам почившего, они прошли в храм и поклонились праху покойного. Из-за многолюдства отпевание было совершено прямо на улице, и перед его началом епископ Нестор, как духовник генерала, рассказал о последних днях его жизни. Описав несколько характерных случаев из биографии М. М. Плешкова, архиерей отметил, что он служил примером для других не только в своем звании военного, но также был добрым семьянином, горячо любившим свою недавно почившую супругу Марию Антоновну. Ее уход и подточил его жизненные силы, а «о военных заслугах этого рыцаря долга без страха и упрека пусть судят другие, – сказал епископ Нестор, – они всем общеизвестны, и лавры славы его неувядаемы»{415}.

30 марта в Харбине состоялся традиционный войсковой праздник Забайкальского, Амурского и Уссурийского казачьих войск, и по этому случаю торжественное богослужение в Свято-Николаевском соборе совершали все три харбинских архиерея в сослужении многочисленного духовенства.

20 июня 1927 г. русская эмиграция праздновала День русской культуры{416}. Празднование в Харбине началось торжественным молебном в Свято-Николаевском соборе, который совершали все харбинские архиереи и многочисленное духовенство. Слушания проходили вечером того же дня в большом зале Добровольного пожарного общества. Президиум состоял из архиепископа Мефодия, епископа Мелетия, епископа Нестора и Н. Л. Гондатти. Перед многочисленной публикой выступили несколько докладчиков.

Совместные архиерейские богослужения совершались и в дни, связанные с юбилейными датами духовенства и другими значимыми церковными событиями.

Особенности церковной жизни русской эмиграции в Маньчжурии наиболее ярко характеризует благотворительная и миссионерская деятельность Церкви. По мнению одного из авторитетных авторов, изучающих историю православия в Китае, священника Дионисия Поздняева, забота о беженцах отодвинула на второй план собственно миссионерскую деятельность Русской Православной Церкви в Китае, которая в существующих условиях стала почти невозможной. Как считает исследователь, миссионерскую роль в этот период играла благотворительность – Церковь помогала всем нуждающимся, независимо от того, были они православными или нет{417}.

Однако сохранившиеся документы свидетельствуют о том, что и в это трудное время эмигранты из числа духовенства и монашествующих внесли свой вклад в проповедь православия в Маньчжурии. Несмотря на столь неблагоприятные для миссионерской деятельности условия (гражданская война в Китае, работа сектантов, советская пропаганда и нагнетание вражды к христианским миссионерам), их проповедь привлекала в храмы не только русских, но и местных жителей. Например, в 1929 г. в Богородице-Владимирском женском монастыре (это был единственный женский монастырь в Харбине) приняли крещение три китайца (инженер, драгоман городской больницы и сторож обители) и одна девица лютеранского вероисповедания{418}.

Особое место в жизни Харбинской епархии занимала работа по борьбе с сектантством. В своем рапорте на имя архиепископа Мефодия от 25 мая 1925 г. епархиальный миссионер протоиерей Василий Демидов докладывал о ситуации в Харбине: «Адвентизм представляет собою одну из самых воинствующих сект. Поддержкой материальной пользуется из Америки. <…> Успех пропаганды их сильно упал после моих бесед с их руководителем Бабенко. Многие адвентисты оставили секту и возвратились в православие. Ушла от них певица Каринская и быв[ший] их пресвитер Березовский. <…> Численность сектантов-адвентистов в Харбине не превышает 90 человек. <…> Уклонений из православия за последнее время не замечается. Баптисты… переживают период распада. Большой удар их работе нанесли лица, оставившие секту: артист Блохин, …секретарь шведско-американской миссии Забулянис, семья Никитиных, г-жа О. Г. Забелевич и многие другие. Все эти лица ушли из баптизма и разоблачили их тайную работу в публичном выступлении… и посредством печати <…> Недавно закрылась баптистская (американская) типография, и два проповедника уехали за границу. Оставил баптизм их проповедник Лещев и ныне стоит на распутье, не зная, куда примкнуть. В минувшем году были единичные совращения в секту, но сейчас не замечается. Численность баптистов по городу около 120 человек. Методисты…; все три церкви (в Новом городе, Модягоу и на Пристани) имеют всего 60 полноправных членов, в том числе более 20 человек учителей своих школ, прислуги и боев-китайцев. <…> Уклонений в методизм нет. Борьба ведется с ними посредством печатного слова и курсов»{419}.

В то же время с середины 1920-х гг. местом заметного наплыва сектантов, особенно методистов и адвентистов, стала Западная линия КВЖД. Их «призывные собрания» были открыты на всех крупных станциях, местных жителей заваливали ворохами сектантской литературы. Ситуация не могла не вызывать беспокойства, и по предложению архиепископа Мефодия 3 мая 1927 г. на линию выехала православная миссия из четырех человек во главе с епископом Нестором.

Первым пунктом остановки миссии была станция Бухэду, крупнейшая на Западной линии. Станция располагалась на невысокой сопке, на вершине которой в 1902 г. была построена деревянная крестообразная церковь во имя святой мученицы царицы Александры, вмещавшая до тысячи человек. Накануне и в день престольного праздника бухэдинской церкви миссионеры отслужили всенощную и литургию. Торжественная архиерейская служба, проповедь, хорошее пение хора, раздача апологетической литературы – все это привлекло в храм много молящихся. Несмотря на рабочий день, железнодорожные служащие были отпущены для участия в богослужении. В храме оказалось немало коммунистов, которые не только прикладывались к иконе и подходили к епископу под благословение, но даже приглашали архиерея к себе домой, что последним и было исполнено. Присутствовавший в Бухэду корреспондент газеты «Русский голос» писал, что под влиянием политических событий последнего времени в психологии «товарищей» произошел перелом. «В церковь ходят открыто, детей крестят, Пасху праздновали по-православному, а священники по всей линии отмечают небывалый наплыв коммунистов во время поста к исповеди и Святому Причастию»{420}.

9 мая миссия посетила поселок Якэши, в котором жили в основном беженцы из Забайкалья – казаки и инородцы. В 1926 г. совместными трудами М. М. Воронцова и местных жителей здесь была построена церковь-школа. Однако в Якэши «миссионерствовали» адвентисты – почти два года здесь проживал «библейский работник» поляк Врона, которому удалось переманить в секту одну семью. Однако во время приезда миссии жена новообращенного адвентиста крестила своего ребенка в церкви.

Затем миссионеры посетили беженские поселки Кацынор на реке Аргунь и Якэши, где служили в новом, пока не освященном храме, станцию Маньчжурия, Чжалайнор-копи и Хайлар, откуда вернулись в Харбин.

Приведенные факты неоспоримо свидетельствуют о том, что собственно миссионерская деятельность Русской Православной Церкви в Китае все-таки была. Следует отметить только ее особенность – среди китайского населения она велась не в таком масштабе, как среди русских беженцев.

Что же касается благотворительной деятельности Церкви, то она действительно играла заметную роль в жизни русской эмиграции и сказать о ней необходимо особо. В конце 1920-х гг. несколько православных храмов Харбинской епархии были настоящими центрами благотворительности: Иверская церковь на Пристани, при которой существовал