отходить безопасно шагом. Ведь он стоял прочно, сражаясь, и поджидал приближающегося Ромула, а когда вожди схватились друг с другом, разразился ожесточенный и славный поединок. Израненный и потерявший много крови Курций стал понемногу отступать, и сзади его ожидало глубокое озеро, обойти которое было трудно, так как со всех сторон его теснили враги, а перейти — невозможно из-за массы ила на заболоченных берегах и глубокой воды, которая застаивалась в середине его. Приблизившись к озеру, Курций бросился в полном вооружении в воду, а Ромул, поскольку был уверен, что этот человек неминуемо погибнет в озере — и вместе с тем невозможно было преследовать его по болоту и глубокому омуту, — обратился против других сабинян. Курций же с огромным трудом все же выбрался из омута, даже сохранив оружие, и удалился в лагерь. Место же это, теперь уже засыпанное, зовется в память об этом происшествии Курциевым озером и находится посреди римского Форума»[287]. Затем «Ромул, преследуя остальных, оказался близ Капитолия в большой надежде захватить укрепление; однако, получив много ран, он был оглушен внезапно страшным ударом камня в висок, его полумертвого подняли окружающие и отнесли за городскую стену. На римлян же, которые уже не видели предводителя, нападает страх, и правый фланг их обращается в бегство. Но выстроенные на левом фланге войска вместе с Лукумоном до поры удерживают позиции, воодушевляемые своим военачальником, блистательным мастером в военных делах, который свершил многочисленные подвиги за время этой войны. Когда же и он пал без сил, пронзенный копьем меж ребер, его соратники не выдержали, после чего началось всеобщее бегство, а сабиняне, осмелев, преследовали их до самого города. Но когда беглецы уже достигли ворот, их начали оттеснять свежие силы молодежи, вышедшие против них, которым царь поручил охранять стены. Да и сам Ромул, уже почувствовав облегчение после ранения, выступил как можно скорее на помощь, и тут удача повернулась и привела к значительным переменам в другую сторону. Ведь как только бежавшие римляне увидали, что их предводитель неожиданно появился, они оправились от прежнего страха, восстановили боевой строй и, ничуть не медля, вступили врукопашную с неприятелем»[288].

Согласно Плутарху, когда римские воины под натиском сабинов в панике устремились назад к Палатинскому холму, прямо к Мугониевым воротам города, Ромул, уже оправившийся от удара камнем, «хотел с оружием в руках броситься наперерез отступавшим, громкими криками старался задержать их и вернуть в сражение. Но вокруг него кипел настоящий водоворот бегства, никто не отваживался снова встретить врага лицом к лицу, и тогда Ромул, простерши руки к небу, взмолился Юпитеру, прося его остановить войско римлян и не дать их государству погибнуть. Не успел он закончить молитву, как стыд перед царем охватил сердца многих, и отвага снова вернулась к бегущим. Первые остановились там, где ныне воздвигнуто святилище Юпитера Статора, то есть „Останавливающего“, а затем, вновь сомкнув ряды, римляне оттеснили сабинян назад»[289].

По версии Дионисия Галикарнасского, битва эта завершилась с наступлением ночи и не принесла победы ни одной из сторон. В последующие дни изнуренные войной сабины и римляне стали все больше думать о примирении, но не осмеливались начать переговоры, поскольку каждая из сторон не считала возможным идти на уступки неприятелю. В этой ситуации похищенные сабинянки собрались в укромном месте и, посоветовавшись, по предложению уже упоминавшейся Герсилии, решили сами начать переговоры о перемирии. Затем они отправились в римский сенат и попросили у старейшин разрешения встретиться с сородичами, чтобы склонить тех к миру. Получив одобрение сенаторов, женщины организовали посольство, которое возглавила Герсилия. Облачившись в траурные одежды, с грудными детьми на руках, стеная и плача как можно громче, они подошли к сабинскому лагерю. Собрав ради женщин совет во главе с царем Титом Тацием, приняв их и выслушав доводы предводительницы посольства Герсилии, молившей о мире, сабины пообещали сделать все возможное для прекращения войны. Посоветовавшись между собой после ухода женщин, они решили заключить с римлянами мирный договор[290].

По другой, более распространенной версии, в тот же день, после молитвы Ромула с просьбой остановить бегство римских воинов и обета воздвигнуть храм Юпитера Статора, римляне и сабины вновь намеревались сойтись в кровопролитном бою, но тут в разрыв между двумя армиями бросилась толпа похищенных женщин и остановила сражение. Плутарх пишет, что «отовсюду разом появились похищенные дочери сабинян и с криком, с воплями, сквозь гущу вооруженных воинов, по трупам, словно вдохновляемые божеством, ринулись к своим мужьям и отцам. Одни прижимали к груди крохотных детей, другие, распустив волосы, с мольбою протягивали их вперед, и все взывали то к сабинянам, то к римлянам, окликая их самыми ласковыми именами. И те, и другие не выдержали и подались назад, освободив женщинам место меж двумя боевыми линиями, и жалобный их плач достигал последних рядов, и горячее сострадание вызывали и вид их и, еще в большей мере, речи, начавшиеся упреками, справедливыми и откровенными, а закончившиеся просьбами и заклинаниями»[291]. Женщины, обращаясь то к отцам и братьям, то к мужьям, молили обе враждующие стороны унять гнев и примириться: «Если вы стыдитесь свойства между собой, если брачный союз вам претит, на нас обратите свой гнев: мы — причина войны, причина ран и гибели наших мужей и отцов; лучше умрем, чем останемся жить без одних иль других, вдовами или сиротами»[292]. Воины обеих армий застыли, как громом пораженные, и опустили оружие. Овидий создал замечательную поэтическую реконструкцию этого события, особо выделяя роль сабинянки Герсилии:

Куры и с ними все те, кто был оскорблен, возмутились:

В первый раз на зятьев свекры с оружьем пошли.

Много похищенных жен матерями уже называлось:

Слишком уж долго война между соседями шла.

Сходятся жены во храм, меж собой сговорившись, Юноны,

И невестка моя смело им всем говорит:

«Все одинаково мы захвачены (нечего спорить),

Но не должны забывать должного нашей семье.

Биться готовы войска: здесь муж, там отец при оружье,

Сами должны мы решить, кто нам дороже из них,

Надо ли вдовами стать, иль сиротами нам оставаться;

Если хотите, подам смелый и честный совет».

Подан был этот совет: они по плечам распустили

Волосы и, облачась в скорбное платье, стоят.

Были готовы войска и на смерть идти, и сражаться,

Ждали, чтоб голосом труб подан был битвенный знак,—

Вдруг меж отцов и мужей плененные бросились жены,

На руки взявши