Ну, больше ей не нужно об этом беспокоится. Нет. Она определенно не была девственницей и уже пережила страх беременности. Молодец. Она всегда была отличницей.

— Я помню Оливера до знакомства с Ясмин, — сказала Алия с грустной улыбкой.

— Придурок, — кашлянул Лэн.

Лия закатила глаза.

— Не слушай его. Ему не нравится тот факт, что Оливер однажды в юности был влюблен в меня.

Тори этот факт тоже не понравился. Значит типаж Оливера это невероятно богатые, ошеломляюще женщины королевских кровей. Сестра подходила под него.

— Ты ревнуешь, — Алия коснулась ее руки. — Нет причин. Мы Оливером даже не целовались. Он женился на Ясмин, потому что она сказала, что беременна. Вскоре после этого у нее случился выкидыш. Во всяком случае, это та история, которую она ему рассказала. После того, как она чуть не убила нас обоих, Оливер обнаружил счета из клиник по всему Лондону. Очевидно, она дважды забеременела, и сама справилась с проблемой, сказав Оливеру, что у нее случился выкидыш. Она держала его в неведении, и когда он освободился, правда ослепила его. Он был опустошен. С тех пор он изменился, за исключением того, что я видела его улыбающимся в последний раз, когда была в Лондоне. Это было всего лишь мгновение, и я не думаю, что он знал, что я наблюдаю за ним. Я собиралась перейти улицу, чтобы встретиться с Каллумом и Рори и поговорить об их компании, спонсирующей благотворительное мероприятие.

— Помню тот визит.

— Оливер стоял в вестибюле, глядя в окно, самая милая улыбка преобразила его лицо. Мне пришлось остановиться и посмотреть на него, потому что он был похож на того Оливера, которого я знала. В этот момент он был молод и счастлив. Мне было интересно, что вернуло эту улыбку на его лицо.

Слезы подступили, потому что она никогда не видела, чтобы Оливер так улыбался. Он всегда был вежлив, всегда тщательно контролировал ситуацию. За исключением той ночи, когда он взял ее на руки.

— Что это было?

— О, дорогая, это была ты. Ты была в синей юбке и белой кофте, и ты была похожа на солнышко, идущее по улице. К тому времени, когда ты вошла в здание, он был достаточно суров. Но на тот момент он снова был Оливером.

Тори всхлипнула и была благодарна, что Сабир выбрал именно этот момент, чтобы сесть к ней на колени. Он прижался к ней, и она почувствовала утешение в его тепле.

— Что ж, боюсь, он передумал.

— Тогда он дурак, — Лэн поцеловал жену и поднялся. — Прошлое не должно воровать твое будущее. Этому научила меня жена. У тебя два часа до бала. Алия, любовь моя, нам нужно собираться.

Тори вздохнула. Еще один бал. Она доказала, что не была Золушкой.

— Я не пойду на бал, переоденусь в пижаму, буду смотреть Дисней с детьми.

— Нет, этого не будет, — Алия и Лэн подняли ее на ноги. — Объявили, что ты будешь присутствовать. Если ты не придешь, пойдут слухи, что ты и твоя сестра слишком странные.

— Почему они так подумают? — это была та часть жизни ее сестры, которую она не могла понять. Даже когда она работала на братьев Тарстон-Хьюз, она боролась с идеей стать мишенью всех этих стервятников. Она знала, как с ними работать. У нее не было проблем с тем, чтобы быть пресс-секретарем или женщиной за кулисами, замышляющей вытащить клиента из щекотливой ситуации, но мысль о том, что ее жизнь находится под микроскопом, вызывала у нее тошноту.

Это была еще одна очень веская причина, по которой ей следует держаться подальше от братьев Тарстон-Хьюз. Они были плохой идеей со всех сторон.

— Они думают так, потому что здешние таблоиды используют любой предлог, чтобы натравить членов королевской семьи друг на друга. Не помогает то, что нас пытались убить два двоюродных брата, — объяснила Алия. — Ты должна прийти. По-моему, Пайпер сказала, что для твоего платья уже все готово.

Меньше всего ей хотелось быть в другом одолженном платье. Пижама и галлон мятного мороженого с шоколадной крошкой — о чем еще можно мечтать?

— Можно сказать, я заболела, — она немного кашлянула. — Я определенно чувствую приближение болезни.

— О, если мы скажем, что ты больна, они сообщат, что ты беременна и позоришь шейха. Им действительно нравятся заголовки, приносящие позор шейху. Их раскупают в рекордно короткие сроки, — Алия взяла ребенка на руки и прижала к груди.

Лан сверкнул уничтожающей ухмылкой.

— Ты попалась, Тори. Вот что здесь происходит. В одну минуту вы счастливы в своей удобной униформе, а в следующую кто-то надевает на вас костюм обезьяны и говорит вам танцевать, как будто на дворе 1805 год.

— По крайней мере тебе не нужно носить каблуки, — пожаловалась Тори.

— Преимущества мужчин, — Лан подмигнул и увел жену с ребенком. Няня Пайпер тоже пришла забрать своих мальчиков.

Она снова была одна. Ну, кроме охранника на посту, который открыл дверь и вошел.

Тори вздохнула. Пора ехать домой.

***

Рори вошел в кабинет шейха вместе с Каллумом с высоко поднятой головой. Тот располагался в деловом крыле дворца. Тори, скорее всего, находился в жилом крыле, но нужно говорить быстро, чтобы ему разрешили пройтись по этим коридорам. Тот факт, что шейх предпочел использовать свой формальный кабинет, а не личный, предназначенный для встреч с семьей и друзьями, сказал ему о многом. Конечно, как и выражение его лица.

Талиб аль-Муссад выглядел как человек в плохом настроении. Он сидел за массивным столом, одетый в безупречный костюм-тройку, и когда их представили, он царственно кивнул и указал на стулья перед собой.

— Господа, можете садиться, — притворно вежливый тон, и Рори был уверен, что Талиб будет мучительно вежлив, даже когда выносит смертный приговор. Как они казнили людей, совершивших преступления против королевской семьи в Безакистане? Он был совершенно уверен, что это неприятно.

— Спасибо, что согласились встретиться, — сказал Рори. — И за то, что впустили нас в страну, но вам нужно поговорить с вашими охранниками. Я не думаю, что полное обследование полостей тела действительно было оправдано. — Каллум был недоволен дополнительными протоколами безопасности, введенными с момента их последнего визита.

Да, Рори был совершенно уверен, что очень дотошный личный досмотр был предназначен только для них.

Губы шейха чуть-чуть скривились.

— Нельзя быть слишком осторожным в эти дни, — его улыбка исчезла, и он наклонился