Шрифт:
Закладка:
– Подождите здесь. Тихо, пожалуйста.
Трое дочерей поприветствовали гостей кивками, но знакомиться не подошли. Они расстилали коврики для намаза, а потом поливали друг другу руки из бутылок с водой, полоскали рот, омывали лицо и ноги. Потом четыре женщины встали каждая у своего коврика и синхронно подняли руки ладонями на уровне плеч наружу.
– Аллах акбар.
Они скрещивали руки, совершали поясные и земные поклоны, стройным речитативом проговаривали молитвы.
Ивана, не спрашивая, развернула ближайшую пенку, уселась с жалобным стоном и принялась разминать ступни. Мика помялся, но взял соседнюю и помог усесться госпоже Марии. Марко привалился плечом к стене и сплюнул. Алиса примостилась рядом с ним, чтобы оглядеться как следует.
Зал освещался кокетливыми бумажными фонарями, которые стояли на полу вдоль стены. Сначала Алиса подумала, что внутри горят свечи, но оказалось, что фонари на светодиодах. Такие скорее увидишь в экзотическом ресторанчике или в будуаре. Рядом с фонарями лежала книжка в мягкой обложке, чуть подальше – альбом, жестянка с красками и складной стаканчик, похожий на те, которые уличные художники на Кнез Михайловой улице ставили рядом с мольбертом.
– Бункер какой-то? – шепотом спросила Алиса у Марко, но он только пожал плечами.
Хотя она спрашивала тихо, Эсма, кажется, услышала. После финального «Ас-саляму алей-кум ва-рахмату-Ллахи» она сложила коврик и положила на рюкзак.
– Здесь пещеры. Раньше была римская каменоломня, а в войну прятали раненых. Потом немцы отстроили убежище. Полгода можно было жить, не выходя на поверхность.
Алиса вспомнила военные койки в коридорах.
– А потом что случилось?
– Время. Располагайтесь, пожалуйста.
Эсма показывала им зал словно принимала в посольской резиденции: здесь можно умыться с дороги и вымыть руки, уборная дальше по коридору, здесь вы можете присесть и отдохнуть, а здесь мы накроем на стол. Она не смущалась ни плесенью на стенах, ни тем, что уборной служил темный угол в маленьком помещении, которое, возможно, было когда-то кладовой или караульной. Для Иваны нашлись носки и запасные кроссовки, которые пришлись почти по ноге. Перед Марко извинились за то, что нет сменной одежды на мужчину. Развернули спальные мешки и самый толстый отдали госпоже Марии, подстелив под него дополнительно теплую куртку младшей дочери. Из рюкзаков появилась походная горелка, на которую поставили кастрюльку для воды.
– Откуда это? – спросила Алиса.
– Это все мужа. Охоту любит.
– А под землей вы сколько?
– Два дня.
В воду посыпался молотый кофе из пачки. Хрустнула целлофановая обертка на непочатой коробке с рахат-лукумом. Кофе разлили по походным стаканчикам, каждый поставили на бумажную салфетку и по боснийскому обычаю положили по кусочку лукума сбоку.
– Не жалко салфеток-то? – пробурчал Марко, медля принимать кофе из рук младшей дочери. – Нужнее же будут. И воду не жалеете, столько на руки вылили.
– Иншалла, – повторила Эсма.
– Что, прям спустится ваш Аллах в катакомбы с упаковкой бумаги и баклагой воды? Ну-ну.
– Аллахом все предначертано, он всем распоряжается. Но человек предначертанного не знает и волен делать выбор.
– А смысл? Если все уже известно?
Эсма отпила из стаканчика и надкусила рахат-лукум и салфеткой стерла белый след от сахарной пудры с губ. Алиса отметила, какие у нее ровные белые зубы, как из рекламы дорогой клиники.
– Пока человек может выбирать, нужно выбирать. Когда изменить будет нечего, можно сказать, что Всевышний это предопределил. Но все ли возможности ты использовал прежде, чем встретиться с его волей?
– Все равно не догоняю. А это все тут при чем?
Марко обвел рукой кофе, коробку со сладостями, фонари, в свете которых одна из дочерей устроилась со своим стаканчиком и книгой, а вторая набрасывала что-то карандашом в альбоме.
– Это наш выбор. Сначала у нас забрали мужа и отца. Потом улицы. Потом дом. Потом право быть человеком. Но есть что-то, что забрать у нас не смогут.
– Салфетки, что ли?
– Право решать, что по-настоящему важно.
– А что важно?
Эсма улыбнулась и повторила жест Марко, широко повела рукой.
– Вот это.
Он хмыкнул, но не стал настаивать. Залез в коробку, уцепил еще кусочек лукума, но прежде чем вытянуть его из ячейки, все-таки бросил быстрый взгляд на Эсму. Она кивнула.
Все вместе они сидели вокруг горелки, согревались горячим кофе и унимали сладким дрожь в руках и ногах. Мика забрал у Марко рюкзак, полез внутрь, достал две банки с консервами и упаковку хлебцев и выложил рядом с горелкой.
– Ну что вы, – сказала Эсма. – Не нужно. Вы у нас в гостях. Сейчас выпьем кофе и поговорим, а потом девочки сами накроют на стол.
Обедали консервированной фасолью, но к ней вскрыли вакуумную упаковку с говяжьим пршутом, а на десерт заварили кипятком быструю овсянку с фруктами из пакетиков, на которых красовались стройные девицы, пропагандирующие здоровый образ жизни. После еды младшая устроилась с книжкой у фонарика, а средняя села точить карандаши. Старшую Эсма подозвала к себе. Достала из рюкзака пистолет. Осмотрела целик, проверила предохранитель и магазин, после чего вручила оружие дочери. Та молча приняла пистолет и так же молча покинула зал.
– В дозор, – пояснила Эсма. – Одна из нас на всякий случай всегда караулит на территории ближе к выходу на поверхность. А теперь давайте поговорим.
Говорили о том, что наверху. Мир наверху называли словами «там» и «тогда». Словно не несколько дней прошло для этих женщин и несколько часов для Алисы и остальных, а полжизни. Как быстро поблек тот мир над землей. Как быстро четыре женщины привыкли к тому, что они одни, без мужской защиты, прячутся в пещере от частого гребня нового режима.
Про режим рассказала Эсма.
– Объявили, что город разделен и границы между секторами перекрыты. Сказали, что нужно сидеть по домам. Связи нет. Сначала можно было выходить на улицу, потом запретили. Наша соседка попробовала выйти, ее не пропустили и загнали обратно. Сначала по громкоговорителям транслировали: надо подождать, скоро будут новости. Потом стали ходить по квартирам. Ходили люди в военном, потом в штатском. Они делали перепись и проверяли документы. У нас документы боснийские, а у старшей двойной паспорт. Они поставили отметку в списке. В первую ночь мы с соседями выходили во внутренний двор, его не видно с улицы. Мы сидели, пели и разговаривали. Приходили другие люди, делились слухами. А на вторую ночь мы с девочками ушли.
– Почему?
– К нам пришел один из тех, кто ходил со
