ко мне подскочил и так впился мне в губы, что дыхалку спёрло и слёзы потекли. Первым рефлексом было оттолкнуть от себя тушу бровастого, но вовремя пришёл в себя, а руки остались в позиции «Здаёмсу». Засос был сотворён по высшему разряду, даже голова слегка закружилась и… агрегат вздыбился. У меня от страха ещё большего посрамления заурчало в животе, да ещё обдало пОтом. Мда, запашочек тот ещё. Тело то почти голое. Ильич заулыбался как-то скабрезно и, со словами:

— Топай молодец! — влепил от души своей пятернёй мне по заднице.

Кажется, я подскочил на метр, или более, но не от боли, а от… В общем, это чувство не передать словами. Удрал от позора заячьим скоком. Залез в ванную и успокаивал себя струями прохладной воды, проклиная Рея и прочих там высоколетающих особей за своё идиотское тело. Брежневу тоже доставались кое-какие словеса из перечня великого и могучего.

— Руки ещё распускает, гад застойный, — стонал я бессильно.

Галина сидела в кресле и курила в опустошении, судя по состоянию бутылок на столике. Я злобно натянул на себя шмотки, почёсывая пострадавшее место.

— Папа уехал? — спросила она.

— Нет, у него голова разболелась. Пошёл отдыхать, — ответил несколько грубовато.

— Ты извини меня, Миша. Я не знала, что он здесь окажется. Досталось тебе? — встрепенулась женщина и участливо на меня посмотрела.

— Что ты! Очень даже интересно с ним поговорили… по душам, — фыркнул в ответ.

— Как мать его умерла в январе, с тех пор много пьёт. Все грешат на инфаркт, или инсульт, а он просто в запое, — попыталась объясниться Галина, — Молчи о том, что здесь видел.

— Могла бы не говорить. Чай не маленький, — высказался всё так же резко.

Не буду оповещать, чем мы занялись с принцессой. Умный не скажет, а дурак не поймёт. Правильный ответ — ничем, потому что я вдруг вспомнил, что у меня есть куча неотложных дел. Развлекать пожилую женщину в относительно трезвом своём состоянии как-то не тянуло. Галина тут же изъявила желание составить мне компанию.

— А у тебя разве нет своей работы? — поддел её, не особо желая её общества.

— Сегодня я поболею, — пояснила она с хитрой улыбкой, — Позвоню своему верному доктору Вадику. Он бюллетень мне снова оформит. Кстати, если тебе тоже понадобится больничный на любой срок, обращайся без стеснения. Сделаем.

— Хорошо, а сейчас я сделаю несколько звоночков, и тогда двинемся в путь, — предложил ей, надеясь придумать, как отвертеться от неё.

Радиотелефон Брежнева представлял собой здоровенную чёрную бандуру под три килограмма с кнопками для набора и антенной. С ней витым проводом соединялась чёрная эбонитовая трубка. Расположиться с этим устройством можно было в любом месте квартиры, даже в туалете. Я сначала наобум набрал Жеку, но он оказался всё-таки дома.

— Где ты сейчас? — развопился он, — Хорошо, что ты нашёлся. Шумилов хочет тебя видеть и Хвост из-за тебя весь испереживался. Новый тренер по хоккею сегодня тренировку проведёт. Ты до трёх появишься?

— Нет, не успею, дела. Хвосту перескажи, чтобы не беспокоился насчёт меня. А чего ты не в школе, каникулы уже начались, что ли?

— Мама в школу не пустила из-за простуды, но я всё равно на тренировку вырвусь. Посмотрю, что там и к чему.

— Ладно, передавай от меня приветы всем нашим и маме, конечно. До встречи!

Не собирался, но рука сама набрала рабочий номер инкиного отца. Секретарь попросила меня представиться и озвучить существо вопроса. Я назвался и сообщил, что Александр Николаевич сам просил с ним связаться.

— Ожидайте, — безучастно сообщила дама.

Подождал немного и, спохватившись, положил трубку. А чего я ему скажу? Что хочу увидеть Инку? По прочим вопросам лучше всего говорить не по телефону, пусть даже из брежневской квартиры.

Позвонил к Гене Торчинскому на работу, чтобы узнать про подвижки в нашем с Таривердиевым проекте. Выяснилось, что сборный симфонический концерт назначен на 28 марта в Большом зале Консерватории, в 18.00. Будет присутствовать комиссия по отбору композиций для записи на диск-гигант в экспортном варианте. Утверждено рабочее название пластинки — «Популярные мелодии советских композиторов для отдыха и души». Мне надлежит прибыть в Филармонию на Маяковке в самое ближайшее время и прослушать подготовленное оркестром исполнение своих композиций.

Вспомнил, что хотел узнать причину отказа Машинистов от сотрудничества с нами. На их базе в клубе фабрики «Красная роза» телефон молчал. Дома у Кавы и Макара никто не брал трубку. Понятно, что все на работах, откуда капают небольшие, зато добропорядочные денежки. Кроме того, закрыта проблема официального трудоустройства.

Стрелки настенных часов наконец-то продвинулись к полудню. Так ничего в голову не прилезло на тему обоснованного отказа принцессе.

— Можно выдвигаться, — предложил ей, сидящей в кресле в прострации, — Если, конечно, ещё хочешь поехать со мной.

— Ты ещё спрашиваешь? Не здесь же мне оставаться. Дай аппарат. Валеру вызову, шофёра моего, — радостно встрепенулась Галина.

— Хочу тебя предупредить, что не только певцом блатных песен работаю, но также в ЦК комсомола. Возглавляю там один из секторов. Там, где мы вчера встретились, не хотелось об этом распространяться, — проговорил с невольно виноватыми нотками в голосе.

— Ты меня всё больше и больше удивляешь, Миша, но мне это в тебе нравится, — заявила Галина и отправилась в спальню переодеваться.

Больше получаса ушло на наведение своеобразно понимаемой красоты. Наконец, её прикинутое в цвета морской волны платье тело с белым вязанным жакетом было успешно завёрнуто в стильное голубое пальто. На голове обнаружилась синяя шляпка-ведёрко с сиреневой ленточкой, а-ля королева Елизавета II. Очень беспокоило меня, что она вся увешается бриллиантами как рождественская ёлка, но обошлось только изумрудными серьгами и маленькой стильной брошью в виде серебристой птички с изумрудными глазками.

— Я готова, — объявила Галина и чмокнула меня в нос.

Чуть не забыл свой дерматиновый портфель с сековскими ништяками. Сама принцесса мне о нём напомнила. У подъезда уже поджидала чёрная Волга последней модели, а поодаль топтались служаки, бросавшие взгляды исподлобья. Стало как-то не по себе. Тихонько вызвал призрачную чету Орловых и попросил их промониторить кегебешных начальников на предмет неприятных для себя последствий.

Было облачно, но по-весеннему тепло.