ХАВЬЕР

Проснувшись, Хавьер повернулся на бок и посмотрел на дату на будильнике. Осталось всего два дня, чтобы принять решение.

Он зажмурил глаза, размышляя, стоит ли помолиться, пока к нему не вернулись призраки прошедшей ночи. Видения, которые бесконечно повторялись, пока он балансировал на грани между сном и сознанием, пока его разум пытался осмыслить предложение Джека.

Флаг, священник и его печальная качающаяся голова.

Он был настоящим американским героем до последнего вздоха.

— А что будет с твоим отцом? — спросил Хави у Джека. — Тебе придется сказать ему, что мы поменялись нитями, иначе он подумает…

— Я знаю, — сказал Джек.

Он решил сказать отцу, что подмена была идеей Хави, что он согласился только для того, чтобы помочь брату по оружию. Отцу будет неприятно, что они обманывают армию, но, будем надеяться, он с уважением отнесется к этому решению.

Сообщить о подмене пришлось бы только отцу Джека. Больше никто не должен был знать. Особенно его тетя Кэтрин, которая сейчас находилась где-то на Среднем Западе, а может быть, и во Флориде, пытаясь убедить избирателей жертвовать средства на предвыборную кампанию его дяди. Сейчас, конечно, было не время для семейного скандала. Им просто придется поверить, что Джеку действительно досталась короткая нить.

— А как насчет… после? — спросил Хави. — Все удивятся, разве не так?

— У нас есть еще несколько лет, чтобы подготовиться, — сказал Джек. Хотя он и планировал, что скажет отцу, Джек не задумывался о том, что будет дальше. — И кто знает, может, к тому времени нити уже не будут иметь такого большого значения.

Хавьер колебался. Нырять с головой в такую запутанную историю без стратегии выхода — именно таких ситуаций их учили избегать в академии.

Однако их еще учили быть храбрыми, даже перед лицом неопределенности.

— Хорошо, — сказал Хави. — Я согласен.

Дорогой Б.,

гуляя по своему району, я часто прохожу мимо впечатляющего жилого дома под названием Ван Вулси. Уверена, что вы его видели: он великолепен и занимает целый квартал вдоль Бродвея. Вход охраняют не только массивные железные ворота с позолоченным названием, но и настоящий охранник в небольшой сторожке, так что попасть внутрь могут только те, кому посчастливилось там жить. Можно подумать, у нас в Верхнем Вест-Сайде свой Букингемский дворец. С тротуара между прутьями ворот виден центральный двор — небольшой парк с идеально подстриженными живыми изгородями и скамейками из белого камня вокруг многоярусного фонтана.

Наверное, у каждого жителя Нью-Йорка есть место, которое становится символом его несбывшейся жизни, жизни его мечты. Может быть, это театр на Таймс-сквер, где вы отчаянно мечтаете выступить, или бруклинская пивная, на покупку которой вы копите деньги. Ван Вулси — мой символ.

Всякий раз, проходя мимо этого здания, я представляю, каково было бы жить там, в одной из дорогущих квартир, которые я никогда не смогу себе позволить на учительскую зарплату. И я могла бы сидеть на скамейке у фонтана и вспоминать все фантастические места, по которым я путешествовала, людей, которых встречала, книги, которые я читала, и учеников, которых я учила. И я могла бы поднять голову и взглянуть на окно своей квартиры несколькими этажами выше, где мои воображаемые муж и дети вместе готовят ужин, аромат от которого доносит мне из открытого окна легкий ветерок.

Я чувствую себя глупой и поверхностной всякий раз, когда думаю об этом, особенно сейчас, когда все изменилось и будущее кажется гораздо более хрупким. И я знаю, что это действительно такая скучная мечта, не особенно уникальная. Но дело не в деньгах, не в роскоши и не в видимости успеха. У той версии меня, которая живет в Ван Вулси, внутри тоже все хорошо. Она оглядывается на свою жизнь с удовлетворением. Ей больше не нужно тратить время на фантазии, потому что она уже готова в них жить.

И наверное, именно поэтому я не могу посмотреть на свою нить, потому что сейчас, не зная, что мне уготовано, я все еще могу представить себе тот день, когда я стану той женщиной на скамейке во дворе Ван Вулси. Любая из этих фантазий еще может сбыться.

Э.

НИНА

В воскресенье вечером, пока Мора была на еженедельном собрании группы поддержки, Нина пригласила Эми поужинать с ней в новом ресторане в центре города.

Сестра опаздывала, поэтому Нина села за столик одна. Она недавно прочитала об открытии этого ресторана и хорошо помнила его историю: повар-коротконитный, которому отказали в кредите, мечтал открыть ресторан, и его брат и сестра собирали ему деньги по всей стране. Впервые она увидела эту историю на форуме «Теории нитей», давно, когда читала переписку на том сайте почти каждый день.

Нина уже длительное время не заходила на тот сайт, не читала другие блоги и форумы, хотя новые появлялись ежедневно. Она прекратила поиски сразу после ссоры с Морой, отбиваясь от навязчивых онлайн-сирен.

Нина заметила бумажную листовку, приклеенную к меню, с рекламой вечера «Открытый микрофон» на следующей неделе, а в задней части зала заметила небольшое возвышение и микрофонную стойку. Она с легкостью вообразила на этой сцене Мору с микрофоном, такую красивую, исполняющую восторженную, хотя и немного резкую песню в честь Эми Уайнхаус. Трудно поверить, но прошло больше двух лет с тех пор, как Нина сидела в баре с Сарой, своей соседкой по комнате в колледже, и впервые заметила Мору.

В караоке-бар они пошли по приглашению Сары. Всякий раз, когда она приезжала в Нью-Йорк, ей нравилось заново переживать дни своей юности — когда ее коронным достижением было участие в роли Аделаиды в школьной постановке «Парни и куколки»[14], — посещая бродвейские шоу и распевая караоке в центре города.

Когда Мора сошла со сцены, Сара настояла на том, чтобы Нина подошла к ней познакомиться.

— Ты должна пойти и поговорить с ней. Она симпатичная.

— Я не могу, — возразила Нина.

— Почему? — спросила Сара.

— Ну, во-первых, я даже не знаю, лесбиянка ли она.

— О, пожалуйста, только лесбиянки поют «Валери»[15].

— Это смешно, — сказала Нина. — Это просто песня. И написал ее мужчина.

Сара только закатила глаза.

— Тебе не нужно проверять все факты.

— Ну, даже если она лесбиянка, — сказала Нина, — я не подхожу к незнакомцам в барах, как ты.