позже Гурова осознал изменившийся характер того, что здесь происходило, но теперь вполне понял, как себя вести с новым фигурантом.

Однако прежде чем продолжить беседу с Трегубовым, Мозговой повернулся к Тарабрину и сказал:

– Да, Костя, ты и правда можешь идти, раз протокол не нужен.

– Ничего, я так посижу, послушаю, – произнес капитан.

– Хорошо, послушай, – согласился Мозговой, снова повернулся к Трегубову и заявил: – Я уверен в том, что вы сможете помочь нам разрешить некоторые неясные моменты. Ведь вы, я полагаю, не жалуетесь на свою память?

– Да как вам сказать, – протянул Трегубов, с сомнением разводя руками. – Бывает, иногда она и подводит. Я что-то напрочь забываю, но постараюсь вспомнить, что вас интересует. О чем идет речь?

– Речь идет о совещании, которое состоялось в кабинете вашего шефа Алексея Чугунова седьмого сентября, – сказал Гуров. – Вы помните, что на нем обсуждалось?

– Седьмого, вы говорите. – Трегубов наморщил лоб, показывая, как он старается вспомнить этот день. – Да, по-моему, было какое-то совещание. О чем же мы говорили? Кажется, там было несколько вопросов. Работа карьера, заключение договора с новыми партнерами. Еще я должен был доложить об укреплении пропускного режима.

Гуров покачал головой, с сожалением взглянул на человека, сидевшего по другую сторону стола, и проговорил:

– Какая жалость! Все-таки память стала вас подводить, Александр Игоревич. Вы совершенно забыли все, что обсуждали в тот день. Или просто не хотите нам об этом рассказать. Грубо говоря, вы несете пургу. Между тем мы располагаем показаниями других участников этого важного совещания, знаем не только, кто на нем присутствовал, но и кто что говорил. Например, нам известно, что сказали тогда лично вы. Если вы будете продолжать кормить нас сказками, как только что делали, то мы это расценим как отказ сотрудничать со следствием и сокрытие важных улик. Это может повлечь для вас крайне неприятные последствия. Так что решайте, какую вам выбрать линию поведения.

Лев Иванович отметил, что после этих его слов в глазах человека, сидевшего по другую сторону стола, появилось некоторое беспокойство.

Однако шеф службы безопасности снова широко улыбнулся и произнес:

– Не понимаю, о каких сказках вы говорите. На совещании речь шла именно о том, о чем я только что сказал.

– Я вижу, что мои аргументы на вас не подействовали, – заявил Гуров. – Что ж, я дам вам еще один шанс, напомню, о чем все-таки шла речь. На совещании седьмого сентября решалась судьба адвоката Дмитрия Павленко. Глава холдинга Алексей Чугунов публично обвинил его в предательстве, в продаже секретных сведений конкурентам. Павленко отрицал все обвинения, но никто из присутствующих его не поддержал. Напомню, что там кроме Чугунова, Павленко и вас были также директор частного охранного предприятия «Плотина» Игорь Сорокин, финансовый директор холдинга Николай Кривушин и личный помощник Чугунова…

– Хорошо, хорошо! – прервал Гурова Трегубов. – Вы меня убедили. Я вижу, у вас имеются хорошие источники информации. Да, было такое совещание, на нем присутствовали все те люди, которых вы назвали. Главным, даже единственным вопросом, который там обсуждался, было предательство Павленко.

– Правильно, что вы наконец-то начали говорить правду, – похвалил Гуров шефа службы безопасности. – В таком случае пойдем дальше. Скажите, чем закончилось это совещание? Какие решения были на нем приняты?

Трегубов развел руками и ответил:

– Да никакие. Решение могло быть только одно. Надо гнать предателя вон, к чертовой матери. Принять его мог только сам Алексей Игоревич.

– Мне кажется, что вы как-то сужаете спектр тех возможностей, какие имелись у владельца холдинга, – сказал Гуров. – Ведь в структурах, подобных вашей, предателя, нанесшего объединению огромные убытки, не только изгоняют. Его еще и непременно обязывают возместить ущерб, а то и убивают. Не всегда. Но иногда такое случается. Скажите, подобное решение седьмого сентября не было принято?

– Могу вас заверить в том, что не только решения такого не было, но даже речь об этом не заходила, – твердо заявил Трегубов.

– Что ж, седьмого сентября, может, и не заходила, – вступил в беседу Анатолий Мозговой. – А спустя три дня, десятого сентября, что произошло? Давайте, Александр Игоревич, поговорим об этом втором совещании. Людей там было поменьше, и в предательстве Павленко уже никто не сомневался. Так кто первым произнес слово «ликвидировать»? Это сделали вы?

Александр Трегубов взглянул сначала на Мозгового, потом на Гурова, снова широко улыбнулся, только теперь уже без всякого дружелюбия, и сказал:

– Нет, так у нас дело не пойдет. Все-таки вы хотите устроить мне настоящий допрос, получить признание и какую-то информацию. Ни на какие вопросы подобного типа я отвечать не буду. Скажу только одно. Вы глубоко заблуждаетесь. Глава нашего холдинга Алексей Игоревич Чугунов не давал никакого задания на ликвидацию Дмитрия Павленко. Никто из наших сотрудников – слышите, никто! – не причастен к его смерти. Это все.

– А нам больше ничего от вас и не надо, – заверил его Гуров. – Вы, наверно, ожидаете, что мы будем выпытывать из вас признание, подгонять ваши показания под свою версию? Ничего этого не случится. Не было у вас планов убить Павленко, значит, не было. Но ведь доказательства его предательской деятельности вы все-таки хотели получить, верно?

– Ну да, тут вы правы, – неожиданно согласился Трегубов с этими словами сыщика. – Кто же откажется от твердых, надежных доказательств?

– Вы давали задание Игорю Сорокину такие доказательства раздобыть? – спросил Мозговой.

– Нет, не давал, – все так же твердо ответил Трегубов. – У нас был разговор о документах, которые должны иметься у Павленко. Одни слова и больше ничего. Я знаю, что вы тут до меня Сорокина три часа мутузили. Он, скорее всего, чтобы себя выгородить, наплел на меня с три короба, сорок бочек арестантов. Пускай это будет на его совести. Но я не давал ему никаких заданий, которые предусматривали бы какие-либо незаконные действия. С этой позиции я не отступлю. Везде это буду повторять – на допросе, на очной ставке с Сорокиным, на суде.

– Ну, о суде у нас с вами пока речь не идет, – сказал Гуров. – Я думаю, что на этом мы можем сегодня закончить. Как ты полагаешь, Анатолий Юрьевич? – Он взглянул на Мозгового.

Тот посмотрел на часы, пожал плечами и сказал:

– Двенадцатый час. Да, я тоже считаю, что нашу дружескую беседу пора заканчивать. Сейчас я вам выпишу пропуск. Вот, пожалуйста. Вы можете идти.

Александр Трегубов снова улыбнулся с самым дружелюбным видом, встал, откланялся и покинул кабинет.

Когда дверь за ним закрылась, Мозговой повернулся к Гурову и сказал:

– Завтра я непременно как следует возьмусь за Сорокина. Вытрясу из этого гада все, что у