Они придут. Скоро. Он должен был уйти.

Дверь во двор была открыта, и, как ни странно, вокруг никого не было. Это имело смысл - мониторы Зала не ожидали, что он выйдет оттуда еще несколько часов.

Доминик вышел на свежий воздух. Солнце подмигивало сквозь деревья, словно старый друг.

Легкий ветерок очистил его ноздри от зловония мочи.

Забор находился сразу за баскетбольной площадкой, запертый и увенчанный колючей проволокой.

Перелезть невозможно. Но он не поднимался.

Две минуты работы с оловянными ножницами, и он прошел через забор. Свобода окутывала его, как материнская любовь.

Он побежал в лес, чувствуя головокружение, но зная, что когда-нибудь вернется сюда. Но не как жертва.

Доминик читал запрещенные книги по истории. Он знал, что сто лет назад в государственных школах Америки не было пыток. Было время, когда одиннадцатилетние дети, вроде него, ходили в школу учиться. Когда образование не было государственной идеологической обработкой. Когда дети были свободны.

Пыточник, каким бы злым он ни был, был всего лишь симптомом болезни. Часть системы, и ее продукт.

Но Доминик знал, что есть и другие, такие же, как он. Бойцы, которые стремились к переменам.

Он встретится с этими людьми, чтобы стань сильнее. И со временем, когда он вернется в это место, он не будет жертвой.

Он будет освободителем.

Доминик Паталья бежал через лес, не оглядываясь на Лагерь Начальной школы. Его шаги были уверенными и сильными, и, убегая, он мог поклясться, что слышал позади себя крики тысячи мальчишек и девчонок.

Перевод: Грициан Андреев

"ПРИЗНАНИЕ"

Будьте осторожны. Это непростая история. Я написал этот рассказ в качестве двойного эксперимента. Во-первых, чтобы создать серьезную историю, используя только диалог. Никаких действий. Никакой экспозиции. Никакого раскрытия героев. Просто разговоры. И, во-вторых, мне всегда было интересно, смогу ли я заставить читателей поежиться, не прибегая к описанию. Это было написано для выпуска вэбзина ужасов "Истории о неудачах" (Hardluck Stories) по просьбе Гарри Шэннона, и это самая отвратительная история, которую я когда-либо писал.

- С самого начала? С самого начала?

- С чего бы ты ни захотела начать, Джейн.

- С чего я хочу начать. Хорошо. Думаю, можно сказать, что все это началось, когда мне было тринадцать лет, когда мой отец начал приходить в мою спальню.

- Твой отец приставал к тебе?

- Приставал? Это звучит так, как будто он засунул руку мне под лифчик. Мой отец трахнул меня. Заставил меня отсосать ему. Назвал меня "папиной маленькой шлюхой". Раньше я писалa это у себя на лбу маркером. Мне пришлось оттирать его перед тем, как идти в школу. Жалкий ублюдок. Продолжалось до тех пор, пока я не сбежалa, в шестнадцать.

- И тогда ты встретила Мориса?

- Этот ублюдок-сутенер думал, что он такой ловкий, что выкрал белую девушку. Понятия не имел, что мой старик выгнал меня много лет назад.

- Это Морис был в яме?

- Нет. Морис был c ленточной шлифовалкой.

- Кто был в яме?

- Ты хочешь, чтобы я рассказалa это или ответилa на вопросы?

- Как тебе больше нравится.

- Ладно. Я расскажу. Морис нашел меня в приюте. Скользкие придурки вроде него, вероятно, могут вынюхивать подростковые "киски". Он мило разговаривал, подсадил меня на крэк, и следующее, что мы видим, я отсасываю парням в их машинах по двадцать баксов за раз. На самом деле, все было не так уж плохо. Я знаю, что на меня не стоит смотреть. Даже до всех этих шрамов я былa толстой и коренастой. Просто "гребаная Джейн", как назвала меня моя мама. У тебя есть сигарета?

- Ментоловая.

- Лучше, чем сосать воздух. Спасибо. Как бы то ни было, Морис свел меня с этим уродом. Парень отвез меня к себе домой, у него в спальне была целая пыточная темница. Вот так мое лицо стало совсем испорченным. Ожоги от сигарет. Похоже на шрамы от угревой сыпи, не так ли? Продержал меня там четыре дня, а потом выбросил в мусорный бак.

- Tы знала его имя?

- Мы еще вернемся к этому. Ты хотел кое-что с самого начала, помнишь?

- Не торопись.

- Черт. Извини, я не могу курить ментол. У тебя есть что-нибудь еще?

- Hет.

- Бля. Мне нужно покурить.

- Потерпи.

- Ладно. Ради тебя.

- Спасибо.

- Итак, мистер Коп... На чем я остановилась? О, да... После того, как мое лицо обгорело, Морису стало трудней меня сдавать. Я стала трахаться в жопу c алкашами в переулках по три бакса за раз. У тебя когда-нибудь была гонорея в заднице? Чертовски больно. И гребаный Морис не давал мне денег на клинику. Что у тебя там? Фотография?

- Это Морис? - спросил я.

- Господи! Это отвратительно! Это реально?

- Это Морис? - спросил я.

- Да. Это он. Выглядит там не слишком хорошо, не так ли? Слышалa, что он может выжить.

- Мы еще не знаем.

- Ха! Ему будет чертовски трудно давать показания. Но я забегаю вперед. Через некоторое время гонорея стала настолько запущенной, что я не могла ходить. Морис выбил из меня все дерьмо, оставил умирать. Вот тогда Гордон и нашел меня.

- Преподобный Гордон Уинчелл?

- Он не преподобный. Ни одна церковь не приняла бы его. Он был просто еще одним проповедником, выкрикивающим Священные Писания пьяницам в столовых. Возможно, это спасло мне жизнь. Отвез меня в больницу. На самом деле, приходил навестить меня во время моего выздоровления. Какое-то время казался по-настоящему порядочным парнем. Пока я не узнала его порок.

- Что он с тобой сделал?