К их пробуждению на следующее утро проклятие жары рассеялось: выпала серая изморось, а температура понизилась настолько, что во время раннего завтрака – для разнообразия накрытого всем одновременно – они все изрядно продрогли. Сбор вещей был отложен, и Люкер, грея руки о вторую чашку кофе, посоветовал взять только самое необходимое.

– Если мы оставим здесь большую часть вещей, – сказал он, – это будет поводом вернуться сюда после выходных. Нам с Индией еще не нужно обратно в Нью-Йорк, поэтому, я думаю, стоит продолжить. – Он посмотрел на дочь, думая, что она обрадуется этому предложению, но Индия, которая по непонятным причинам сидела за столом в зеркальных солнцезащитных очках, вяло отвернулась и не смотрела на него.

– Хорошо, – сказала Ли, – потому что, Люкер, я думаю, тебе не следует уезжать из Алабамы, пока не будет принято решение насчет Бельдама. Ты единственный, кто сможет противостоять папе и даже покончить с этим делом.

– Я оторву ему яйца и прибью к нёбу, – сказал Люкер. Все настолько привыкли к его вульгарности, что никто даже не вздрогнул.

Таким образом, было решено остаться в Мобиле с первого июля – то есть с сегодняшнего дня, субботы, – до следующей среды, пятого. Все, что Лоутон попросит сделать, они будут выполнять без жалоб и с максимально возможной в каждом конкретном случае любезностью, будь то ротарианский ужин[9], выступление в парке или турне по торговым центрам. Если все пройдет хорошо, они смогут вернуться как раз к дню рождения Дофина шестого числа.

Они собрали сумки, заперли дома и выехали в десять часов. Ли, Дофин и Большая Барбара взяли «Джип», Люкер, Одесса и Индия сели в «Скаут». К удивлению Люкера, всю дорогу до оставленных в Гаске машин Индия сидела на коленях Одессы.

– О, я знаю, – сказал Люкер дочери, когда они перебрались в «Фэйрлэйн», – тебе просто грустно уезжать из Бельдама. Я чувствую то же самое. Нью-Йорк – одна крайность, а Бельдам – другая. Мобил где-то посередине, а мы с тобой любим крайности.

– Да, – кратко ответила Индия, озадачив его.

Индия все еще была сильно напугана тем, что произошло прошлым вечером. Убегая из дома, она была уверена, что едва унесла ноги. Остаток ночи она провела, дрожа в гамаке в доме Сэвиджей, без сна, таращась в темноту и успокаивая себя тем, что Одесса дремлет рядом в кресле-качалке. Ее пугал каждый звук, а постоянное понижение температуры – за три часа похолодало на пятнадцать градусов – пробирало до костей.

На заре она решилась разбудить Одессу.

– Одесса, – сказала она, – я хочу знать, что случилось.

– Ничего не случилось, – ответила та. – Я вытащила тебя.

– Что-то пыталось меня утащить. Что это было?

– Я думала, что заперла их в тех комнатах. – Одесса пожала плечами. – Видимо, не всех.

– Что-то было во второй спальне, дергало дверную ручку, и еще что-то в четвертой, оно закрыло дверь. И еще было что-то, что хотело утащить меня в песок. Получается, в доме три духа.

– Не-а, – сказала Одесса, качая головой. – Они хотят, чтобы ты так думала.

– Что ты имеешь в виду? Почему нет? Раз, два, три. Их в доме три штуки, мы же пересчитали!

– Вот именно, – сказала Одесса, – так они и дурачат нас. Когда мы были наверху, они позволили запереть себя в комнатах, делали вид, что не могут выбраться. «Ох, ключи и замки удерживают нас», – говорили они. Потом мы спускаемся вниз – а они уже там, хотят утащить тебя в песок.

– Но их все еще трое! Двое наверху и один внизу, даже если двое лишь притворялись запертыми!

– Нет, – сказала Одесса. – Ты не знаешь, сколько их там, ты не знаешь! Их может быть пятьдесят, а может, только один, просто он быстро бегает. Ты видишь то, что они тебе показывают – и не замечаешь того, что есть на самом деле.

– Если они умеют все это проделывать, – угрюмо проговорила Индия, – то как нам удалось уйти?

Большая Барбара вернулась в дом мужа, где тот ждал ее с распечатанным списком всех мест, где она должна побывать в ближайшие несколько дней. Они немедленно отправляются на обед в Молодежной торговой палате.

– Лоутон, – сказала она, нервно улыбнувшись, – я должна рассказать тебе, чем занималась в Бельдаме.

– Барбара, все, что ты должна сделать, это приодеться, иначе мы опоздаем. Я буду произносить речь, а оратору не к лицу опаздывать.

– Но ты должен меня выслушать. Ты должен узнать, что я для тебя сделала, Лоутон. Я завязала со спиртным, вот что. Я больше не буду пить. Тебе не придется обо мне беспокоиться. Знаю, у меня все еще есть недостатки – у нас у всех есть недостатки, как бы над ними ни работали, но они уже не имеют ничего общего с алкоголем. У меня столько сил, я сидела целыми днями на пляже и думала, как помочь тебе с кампанией. Послушай, – сказала она разгоряченно, обеспокоенная холодным взглядом мужа, – думаю, мне бы понравилось пожить в Вашингтоне пару лет – знаю, это может затянуться, ведь как только ты сможешь пробиться, они больше не выпустят тебя из Конгресса – и Лоутон, я так помогу тебе! Буду устраивать знатные вечеринки – ты знаешь, что я умею, даже Люкер подтвердит это, хоть он и ненавидит вечеринки. Я спрошу у Дофина и Ли, нельзя ли будет на время забрать у них Одессу, Одесса прилетит и поможет мне закатывать лучшие вечеринки, на которых ты когда-либо бывал. Люди будут толпиться в нашем холле, как в вестибюле отеля – приходить и уходить! Вот о чем я думала в Бельдаме, Лоутон. Без сомнения, ты победишь, а я буду следовать за тобой во всем, что ты делаешь, я…