Шрифт:
Закладка:
Она перешагнула порог, закрыла первую дверь, затем подошла ко второй двери.
– Это Юля, можно войти?
– Входите, девочка, – хрипло пригласил женский голос.
Гостья перешагнула второй порог. Из кухни на нее смотрела женщина в цветастом халате с сигаретой в зубах. Она стояла напротив света и казалась моложе своих лет из-за фигуры, в которой еще сохранились стать и даже формы. Но когда хозяйка, покачивая бедрами, двинулась вперед и вышла в освещенный электричеством коридор, Юля поняла, что перед ней очень пожилая женщина.
– А ты красотка, – усмехнулась Эльвира Марковна. – Значит, внучка Льва?
– Да, – ответила та. – Льва Семеновича. Дочь его старшей дочери.
– Да, припоминаю, что у него было две дочки. Ох уж мне этот Лев Семенович. Товарищ Соколовский. Идем на кухню, девочка, – она быстро перешла на ты. – Тапки вон, у тумбы. Чай будешь?
– С удовольствием. Я шоколадку купила.
Она переобулась, прошла на кухню, выложила две плитки шоколада.
– Ух какая ты умничка, – усмехнулась хозяйка.
Юля жадно всматривалась в нее. Все еще яркая, когда-то несомненно очень привлекательная, теперь эта женщина представляла собой кладбище былой красоты.
– Садись вон туда, в уголок. – Она ходила, и за ней всюду тянулся шлейфом сигаретный дым. – А то кухня маленькая. Чтобы я об тебя не спотыкалась.
– Как скажете.
Юля села на табуретку, сжала коленки и превратилась в беззащитную маленькую девочку, какую хотела в ней видеть хозяйка дома. Ох, и хитра была гостья! Хозяйка включила чайник и повернулась к девушке:
– Но я буду курить.
– Вы и сейчас курите.
– А я буду все время курить. – Она раздавила в пепельнице окурок. – Меня это спасает.
– Понимаю.
– Ничего ты не понимаешь, – незло усмехнулась та. – Впрочем, окошко открыто.
– Я и сама курю, – призналась Юля. – Иногда. Так что все нормально. Правда.
Эльвира Марковна усмехнулась, достала из буфета и поставила на стол чашки. Несмотря на возраст, она двигалась все еще очень по-женски, естественно покачивая бедрами. В ней все еще оставалось что-то кошачье. Так бывает только с теми дамами, в которых когда-то бушевало очень много сексуальности и страсти.
Чайник закипел, хозяйка разлила кипяток по чашкам, поставила две коробочки с пакетиками: черного и зеленого. Юля взяла зеленый и опустила его в кипяток.
– Ну, девочка, рассказывай, – кивнула хозяйка.
– Вы знаете про медведя на одной ноге?
В больших темных глазах хозяйки дома пролетела насмешливая искра:
– Эту глупость? А при чем тут она?
– Но вы слышали про это?
– Про это весь город слышал. – Хозяйка затянулась сигаретой. – Но мне даже говорить об этом странно. Призрак в городе! Чушь какая! – усмехнулась она.
– Глупость, вы считаете? А вы думаете, я к вам просто так пришла?
– Не понимаю тебя, девочка. Хватит уже говорить загадками.
– Вы хотя бы знаете, кто стал первой жертвой медведя-призрака?
– Кто стал его первой жертвой?
– Ваш старый друг Федор Калявин.
– Что?! Федька?
Она замерла, и дым потек вверх по ее темным подведенным бровям.
– Вы действительно не знали?
– Нет.
– Могли бы хоть по телевизору посмотреть.
– Я ненавижу телевизор. Когда стану совсем старухой, вот тогда и упрусь в него. Но до этого еще далеко, – с вызовом бросила она.
– С этим не поспоришь, – польстила ей гостья.
– А с чего вы взяли, что Федя стал именно жертвой медведя?
– У него были вырваны кишки. Вырваны медвежьей лапой. На теле покойного найдена и медвежья шерсть.
– Бред какой-то…
– А знаете, кто стал второй жертвой медведя-призрака?
Хозяйка раздавила и этот бычок в пепельнице.
– Кто стал второй жертвой?
– Матвей Чепалов.
Тут Эльвира Марковна закашлялась.
– Что?! Матвей?!
– Странно, что вы это узнаете от меня, – покачала головой Юля. – Для всех эти смерти никак не связаны. Но не для меня. И не для моего дедушки – Льва Семеновича Соколовского. Он напуган.
Хозяйка, все еще приходя в себя от изумления, покачала головой.
– Боится, значит, старый хрыч? Немудрено.
– Как-то вы не очень дружелюбно о нем…
– А как заслужил, так и говорю.
– Тем не менее. Я узнала об этом случайно. Мне никто ничего не рассказывал. Но ходят слухи, что эти смерти связаны с каким-то темным прошлым трех друзей-охотников.
– Дождались-таки расплаты? – добавила вдруг Эльвира Марковна и засмеялась. – Комсючье проклятое. Партейцы-сволочи. Пустомели. Гореть им всем в аду.
– Почему вы так говорите?
– Потому что знаю больше тебя, девочка.
– Я в этом не сомневаюсь, но все же… Один из них мой дедушка…
– Да к черту твоего дедушку! – вдруг довольно резко бросила она.
– Мне сказали, что нынешний кошмар имеет свое начало в прошлом. В их прошлом: Калявина, Чепалова и Соколовского.
– А наши нынешние кошмары всегда имеют начало в прошлом. А у них, у этой тройки, было прошлое, и еще какое!
– Вы мне расскажете?
– А с какой стати?
– Просто. Мне же интересно.
– А мне безразлично, что тебе интересно.
– Я лично в чем-то виновата, что вы со мной так?
Кажется, этот вопрос растрогал хозяйку, но несильно.
– Мы все виноваты. – Даже ее лицо стало суровым. – Невиновных нет.
– А вот я за собой этой вины не чувствую, – совершенно честно призналась Юля Пчелкина, не имевшая ни малейшего отношения к роду Соколовских. – Как вы познакомились с дедушкой?
– С дедушкой! – елейным голосом передразнила ее Эльвира Марковна. – Сейчас расплачусь! – Она вытащила из пачки новую сигарету, щелкнула зажигалкой и закурила. – Мы с твоим дедушкой познакомились на премьере. Мы ставили «Трамвай «Желание». Я играла Стеллу. Хотела Бланш, но дали Стеллу. Для Бланш у меня была слишком роскошная фигура. Та должна быть посубтильнее. Отличная была постановка. Ну и втюрился же в меня твой дедушка, он тогда был одним их помощников мэра. Высокий, здоровенный. Властный. А мне уже было тридцать семь, я уже четырех мужей поменяла…
– Четырех мужей? – удивилась Юля.
– А что тут такого? Много?
– Да. Мне так кажется…
– Ах, тебе так кажется. – Эльвира Марковна сделала затяжку. – Милая девочка, жизнь – это книга. Огромная толстая книга! Роман твоей жизни. Твоего сердца. А мужчины – только страницы в нем. Перевернула одну, перевернула другую. Это и есть жизнь. Сколько тебе годков, девочка?
– Двадцать.
– А сколько было страничек? Ты – красотка. Так были странички?
– Были, – честно призналась Юля.
– И не одна страничка?
– Не одна.
– Вот видишь? Твой роман только еще начинается! Книга только в самом начале. И кажется, что так будет всегда. Так кажется лет до тридцати восьми,
