На многочисленные вопросы, связанные с возможным присутствием в доме известной актрисы Людмилы Дунай, тоже ничего определенного ответить никто из четырех членов банды не мог. На вопрос, сколько в доме всего было людей, говорили, что было трое. Получалось, что Людмиле Дунай, если она там, конечно, была, либо удалось вовремя убежать, до резни, либо же бандиты лгут, и они ее убили, а труп спрятали… Но какой в этом смысл, если в доме оставалось еще три трупа? Может, все-таки они ее узнали? Может, попросили отвезти их в ее квартиру, чтобы она дала им деньги? Или повезли ее к банкомату, чтобы она сняла наличность с карточки? Тем более что, по данным банка, в котором Дунай держала деньги, в тот же день, когда были обнаружены трупы в Поварове, с ее карточки было снято пятьдесят тысяч рублей. Но почему тогда не сняли все? Кто-то помешал?

Знала Юля и о следах спермы на полу дома. Знала, что была проведена экспертиза, которая доказала, что трое бандитов имели в этом доме на полу половой контакт. Вот только с кем? Можно предположить, что между мужчинами имелись гомосексуальные контакты, или же (и такое бывает) что при взгляде на кровь или растерзанных жертв у убийцы происходит непроизвольное семяизвержение. Но почему сперма на полу, да еще в микроскопических количествах? Значит ли это, что все трое (или четверо) насиловали Людмилу Дунай, но не тронули Осолихину, и когда их схватили, они, вероятно успев сговориться, ни слова не сказали об изнасиловании.

Зуев умер в тюрьме через неделю после приговора. Остальные были еще живы и могли бы дать показания.

Юля знала, что в последнюю минуту Лиза передумала лететь на самолете в Москву, и они все четверо – она, Глаша, Людмила и Юрген поехали в Москву на Лизиной машине через Тамбов, где намеревались встретиться с доктором-гинекологом, которая первой осмотрела несчастную женщину после изнасилования. И встретились! Сначала, правда, Людмила ей позвонила, и они договорились встретиться вдвоем, на нейтральной территории, в кафе неподалеку от клиники, где она работает. Ее надо было подготовить к тем вопросам, которые мучили теперь Людмилу и не давали покоя.

Каково же было изумление Людмилы, когда она узнала, что не ошиблась в этой женщине и что Инна Борисовна на самом деле сделала соответствующие ситуации анализы и сохранила их.

По словам Лизы (она звонила после того, как они покинули Тамбов, и очень подробно все рассказала Юле), встреча Людмилы и Инны Борисовны была теплой, женщины встретились, как близкие подруги. Людмила долго извинялась перед Инной Борисовной за то, что сбежала из ее гостеприимного дома, потом объяснила цель своей поездки в Москву. Лазарева просила единственно не выдавать ее и чтобы нигде в прессе не прозвучало ее имя. Ведь, по сути, она поступила непрофессионально, когда отпустила свою пациентку, не оповестив о случившемся правоохранительные органы. Ведь насилие было очевидным!

…Раздался звонок, Юля вздрогнула. Приехали?!

Вскочила, бросилась открывать. Собиралась увидеть на пороге четверых, но гостей было всего двое, но самых родных – Лиза и Глафира.

Они бросились друг к другу, обнялись, поздоровались. Лиза хоть и выглядела утомленной долгой дорогой, все равно была прекрасна. Ей шла ее беременность.

– Как мы там? – Юля показала взглядом на ее живот.

– Маленький срок, нас еще не видно и не слышно… А ты как?

– Вот жду вас, проходите… Думаю, вам сначала надо принять ванну, пообедать и непременно отдохнуть, даже поспать, постели для вас наверху уже приготовлены. И только потом приступим к делу.

Она радовалась, что может наконец принять подруг в своей новой квартире, что может устроить их с максимальным комфортом и накормить, ублажить и что помимо радости встречи их ждет еще интереснейшая работа. И пусть она попахивает авантюризмом, так даже лучше. Что-то давно у нее не было таких взрывоопасных дел! А тут – предстоит возвращение Людмилы Дунай! Как же все хорошо складывается! Словом, им есть что сказать друг другу. Помимо этого, Юля договорилась со следователем Мишиным, который вел дело о тройном убийстве в Поварове, что и он поможет в случае, если это понадобится. Когда она звонила ему, то напустила такого туману, что он так и не понял, зачем вообще кто-то собирается всколыхнуть это дело пятилетней давности. Но не отказался помочь хотя бы потому, что у него-то с этим делом были связаны самые приятные (если вообще можно сказать такое об убийствах) воспоминания: дело, к его счастью, раскрылось быстро, всех повязали, а его повысили в должности! Хотя, конечно, и его, как человека и как мужа жены, которая искренне горевала по поводу смерти любимой актрисы («Мишин, найди ее! Вся страна плачет! Все бабы обрыдались!»), интересовал вопрос: куда бандиты дели тело убитой актрисы? Но чувствовал, что Зуев молчит неспроста и что его подельники молчат по его указке, но тела нет – значит, и дела нет. А то, что там осталась ее туфля и несколько капель ее крови (здесь не обошлось без сравнительного анализа ДНК, пришлось позаимствовать из квартиры Дунай ее расческу с застрявшим в ней единственным волосом, и тест оказался положительным; более того, один из экспертов утверждал, что это маточная кровь), то на это временно закрыли глаза (нет ничего более постоянного, чем временное!). Как это объяснить, как не желанием поскорее свернуть дело и убрать на полку, забыть все. В любом случае начальство не настаивало на дальнейшем расследовании, все тогда, еще пять лет тому назад, сошлись во мнении, что не исключено, что Дунай жива (эта версия, правда, растворилась спустя несколько месяцев, когда всем стало ясно, что нормальная здравомыслящая женщина не смогла бы так долго прятаться от своих же близких, от дочери, к примеру)… Ведь главное, было раскрыто другое, пусть и менее громкое дело – убийство банкира Щекина.

…Нежные куриные котлеты Глафира оценила, как прирожденный повар.

– Юля, это просто восторг! Но я теперь много не ем. Похудела вот (не дай бог, конечно, кому такую диету), и теперь не хочется набирать вес…

– Поешь от души, Глаша, – улыбалась ей Юля, – а потом съешь два грейпфрута, и все твои калории как дождем смоет.

– Не соблазняй ее, – сказала Лиза, закатывая глаза от восторга и поедая уже вторую котлету. – А меня – можно. Мне вообще надо побольше есть, да только вот не в коня корм.

– Ты прекрасно выглядишь, я очень боялась, что ты сильно похудеешь, как было со мной