Вальтен не мог уснуть. Тревожные мысли вились над ним тёмными хищными птицами, не давая покоя. Он уже устал гнать их от себя – они всё равно возвращались.

Это была не первая такая ночь, когда он ждал свою королеву, а она либо приходила ближе к рассвету, усталая и безмолвная, либо не приходила вовсе. Немного не здесь… Немного не с ним…

В городе и в замке говорили разное. После того как Риана выступила против жрецов в центральном Святилище, кто-то из людей Сотара – а Вальтен не сомневался в том, что это было делом рук старика, – распространил слухи о том, что королева, возможно, не так верна своему возлюбленному супругу, как казалось поначалу. Ведь разве ради простого слуги рискуют навлечь на себя гнев Самого Отца?

Люди не понимали, почему их любимая королева вдруг изменилась, почему потускнел её огонь. Кто-то боялся, что её подтачивал недуг, кто-то – что она была заколдована, а кто-то смел шептаться, что она была одержима. Разные слухи доходили до короля, и все он с гневом отрицал. Но с каждым днём оставаться верным самому себе было всё сложнее. Риана не доверила ему свою тайну и отдалилась от него. Её недоверие больно ранило, но доверяла до конца она, похоже, только одному человеку – не Илсе даже, а Тилларду. И когда менестрель составлял ей компанию в её редких прогулках, она, казалось, получала куда как больше радости, чем от общества его, Вальтена. Тёмные сомнения закрадывались в его сердце, и как он ни гнал их от себя – он не мог избавиться от них до конца. Если бы только она поговорила с ним напрямую, если бы только объяснила… Ведь он защищал её! Он понял бы всё. Он помог бы ей – если бы только не Тилларду, а ему она выбрала довериться. Горькая ревность не прибавляла мыслям ясности и отравляла его сердце, отвыкшее верить и впервые поверившее вновь.

Вальтен не слишком любил менестреля с того давнего вечера в таверне маленького кемранского городка, когда Тиллард исполнил песню о Подменышах и Дворе Кошмаров – о том, о чём королю было особенно больно вспоминать, ведь это было связано с гибелью Эльвейс. Но верность Тилларда Риане и его смелость и честность глубоко тронули владыку Кемрана. А сейчас, когда столько тайных безликих голосов нашёптывали враждебные мысли, всколыхнулась его прежняя неприязнь. Однажды он приказал менестрелю явиться и спросил его напрямую: что скрывала королева и что за поручения давала ему? Тиллард не рассказал ему, не пожелая выдать Риану, но продолжал всячески защищать королеву.

«Всё, что шепчут о ней, – ложь, мой король, – сказал ему тогда менестрель. – Из всех людей ты ей всего дороже – вот в чём правда. И одно я посмею сказать тебе: дорогой ценой ей даётся исполнение данного тебе обещания. Не оставь её в это сложное для неё время, доверься ей, умоляю, ведь она ткёт кемранскую мечту… твою мечту…»

Эти слова заставили Вальтена вернуться к прежнему доверию, но понемногу сила слов снова иссякала. Как ни старался он не прислушиваться – слишком многое из тёмных мыслей его окружения доходило до него. А Риана по-прежнему молчала и сама не пыталась опровергать все эти слухи истиной. В своей разобщённости каждый из них был слишком уязвим – это Вальтен понимал. Он пытался говорить с королевой, убедить её. Он поделился с ней своими опасениями в связи с угрозой, исходившей от жрецов, которые, конечно же, не простили ей брошенный вызов. Но она не ответила – лишь снова умоляла его ни о чём пока не спрашивать.

Сотар предостерегал его, что королева могла принести в Кемран зло, продолжал настаивать, что она была связана с магией тёмных Фэйри. В гневе Вальтен отослал старого жреца, не желая верить ему. Вызов, брошенный Рианой служителям Отца, изменил отношение народа к жрецам. Люди теряли доверие к Сотару и его братьям по служению. Кемран полнился слухами, напоминая спокойное внешне озеро с глубинными погибельными течениями и омутами, в которых понемногу назревало нечто. Но только слухи эти, стараниями жрецов, были ещё и о самой Риане.

«Почему ты отвергаешь меня?! Почему не позволяешь защитить тебя?!» – с отчаянием думал Вальтен.

В гневе на себя за собственное бессилие он рывком поднялся и подошёл к окну. Город спал, укрытый покрывалом снега. Без тепла Рианы, к которому король уже так успел привыкнуть, кемранская тоска снова набирала силу и охватывала и его самого, и королевство. Зима принесла с собой печаль, заморозив всё в глубинном тревожном ожидании. Вальтен всегда любил зиму, но эта почему-то казалась ему тёмной, зловещей. Чутьё воина предостерегающе шептало ему о надвигающейся угрозе, распахнувшей тёмные крылья над Кемраном, но он боялся ошибиться в источнике этой опасности.

Дверь тихонько скрипнула, и Риана лёгкой тенью проскользнула в покои. Должно быть, она ожидала застать его спящим, потому что в её взгляде отразились тревога и удивление.

– Чем ты обеспокоен, мой лорд? – тихо спросила девушка.

В её голосе было прежнее участие, и от неё исходило прежнее тепло.

Вальтен бережно заключил её в объятия, с наслаждением вдыхая аромат свойственного ей волшебства, по которому так истосковался. Его губы нашли её, и она ответила на его поцелуй с нежностью, хоть и неуверенно.

– Я боюсь за тебя, моя леди. Ты просила меня довериться тебе, и это по-прежнему так. Но мне трудно защитить тебя от чужих тёмных мыслей, когда ты сама отталкиваешь меня. – Он осторожно приподнял её лицо за подбородок и заглянул в лесные омуты глаз. – Ты стала мне союзницей против всех моих тайных врагов. Я тоже хочу стать тебе союзником – не только защитником, но и тем, кто смог бы разделить ношу, которой тяготится твоё сердце. И если, по-твоему, я недостоин твоего доверия – то что я должен сделать, чтобы ты подарила мне его? Только скажи.

Она не сумела скрыть боль… и надежду. Мгновение она ещё колебалась, словно хотела открыть ему что-то, но потом её взгляд упал на его руку, на обручальное кольцо, и она прошептала:

– Умоляю, мой лорд, дай мне время до весны. Позволь мне завершить моё волшебство. Как и прежде, клянусь тебе, оно не несёт зла ни тебе, ни нашему народу.

Вальтен, даже если и хотел, не сумел оскорбиться на неё, когда увидел слёзы, блеснувшие в её глазах. Как сам он нуждался в её тепле, так и она сейчас отчаянно нуждалась в его силе. Безмолвно он показал ей, что оставался рядом с ней, несмотря ни на что.

И в эту ночь она была здесь… она была с ним…