А г л а я. Сейчас начнется концерт. Первым выступаешь ты, Сашуня.

С а ш к о (сцепил зубы). Кобра.

А г л а я. Кто кобра?

Л о б. Это не о вас, Аглая Федоровна… (Берет Сашка под руку.) Прошу на сцену, Александр Танасович.

Все трое уходят. С противоположной стороны быстро входят  Г р и ц ь, за ним  Р о м а н.

Р о м а н. Не глупи, Гриць. Зачем ты мучишь Лесю? Подбежала сейчас ко мне, плачет.

Г р и ц ь. Не я, а она меня мучит. Почему передумала ехать в Киев? Ведь она первая начала: скучно на селе, в клубе только кино крутят! И вдруг… почему передумала?

Р о м а н. Очевидно, есть причина.

Г р и ц ь. Вы эта причина! Это вы ее надоумили!

Р о м а н. А хотя бы и я. Здесь вы оба первые, на красной доске красуетесь. А там?

Г р и ц ь. Первые! Красная доска! А для души что? Это ж вы сами говорили!

Р о м а н. Говорил и сейчас скажу.

Г р и ц ь. Ну, и что из этого? Не вы, а Лоб-лобище тут царь и бог. Слышите, как звучит оркестр самого передового колхоза в области?

Р о м а н. Ну, слышу.

Г р и ц ь. Только трубы да барабаны бухают. Один кларнет на двадцать труб, одна тысячная мелодии на душу населения… Чего смеетесь?

Р о м а н. Остроумно сказано: тысячная мелодии на душу населения.

Г р и ц ь. Вам смешно, а мне… Музыка — самая большая радость для меня! Говорю это Лобу-лобищу, а он меня цитатой по башке: музыка в колхозе, говорит, надстройка. Баранка на автомашине — вот залог твоей радости и счастья!

Входят  В о л я  и  Л е с я  в своей обычной одежде.

Л е с я. Гриць, я переоделась… Что дальше?

Г р и ц ь. Так бы и давно. (Роману.) Прощайте!

Р о м а н. Зачем, же прощайте? Я приду вас проводить. До свиданья!

Л е с я. Спокойной ночи!

Гриць и Леся уходят.

В о л я. Неужели уедут?

Р о м а н. Если Гриць по-настоящему любит Лесю и музыку — не уедут!

Слышна мелодия дуэта Карася и Одарки.

В о л я. Может, на полчасика пойдем? Сашко будет петь.

Р о м а н. До сих пор этот дуэт был моим любимым, а после исполнения его твоим братом, наверно, возненавижу. Ты знаешь, что он мне сегодня сказал?

Поет Сашко, потом Одарка.

В о л я. Глупость, наверно, сказал. Он все время пьяный… (С болью.) Несчастный он, Романочку. Сам знаешь, отчего пьет. А она… Видал — Анной Карениной нарядилась! Вчера ей опять звонил тот, из Ялты… Посоветуй, что делать?

Р о м а н. Могу поехать в Ялту и убить новоявленного Вронского.

В о л я. Я серьезно, враг ты мой… Надо спасать Сашка! Отцу не до него, а я… День и ночь думаю и ничего не придумаю. Он же такой работящий, талантливый… Слышишь, разве плохо поет?

Р о м а н. С удовольствием слушаю и даже завидую. А у меня все песни на один мотив — «Ой, там Роман воли пасе…» (Влюбленно.) Ведь этой песней ты и причаровала меня! Может, споешь сейчас?

В о л я (оглядывается). Ты в уме, хлопчик мой?!

Р о м а н. Все там, в клубе. Спой! (Слегка обнимает ее.)

В о л я. Но пусть Сашко закончит…

Р о м а н. А он как раз и заканчивает… Ну, давай, потихонечку…

В о л я (поет).

Ой там Роман воли пасе,

А дівчина воду несе.

Роман воли покидає,

Ту дівчину переймає.

— Серце моє, Романочку,

Не лий мені на сорочку.

Хоч ти чорний, а я руса,

Я Романа не боюся!

Будто из-под земли вынырнул  С а ш к о.

С а ш к о (сестре). А ну, прочь отсюда, Наталка Полтавка! Хочу поговорить с этим рыцарем!

В о л я. Ну и говори.

С а ш к о. Хочу разговаривать наедине!

Р о м а н. Иди, Воля!

Воля уходит.

С а ш к о. Ты зачем сюда приплелся, Дон Кихот? Здесь ветряных мельниц нет!

Р о м а н. Пришел, как и все, на карнавал. Разве мне запрещено?

С а ш к о (передразнивая). На карнавал! Ты же против него. Кто сказал, что это дырка из бублика, дурные деньги на ветер?

Р о м а н. Я этого не говорил, но сказано удачно. Могу только добавить: этот карнавал — мишура! Внешней позолотой латаем дырки духовного воспитания. Вот какие, так сказать, мы высококультурные — даже карнавалы устраиваем!

С а ш к о. Кто это «мы»?

Р о м а н. Я, вы, товарищ Лоб.

С а ш к о. Врешь, ученый агроном! Все это ты рикошетом в моего батька, дважды Героя Социалистического Труда! Что ты написал в статье про наши достижения на душу населения?.. Брюхо, пузо — гегемон! Какого тебе черта нужно духа?

Р о м а н. Такого, чтоб люди не бежали из колхоза, чтоб не водочным духом были здесь веселы и счастливы.

С а ш к о. Какое тебе дело, что я пью? Какое тебе дело до моего счастья?

Р о м а н. Я имел в виду не вас.

С а ш к о. Врешь, кобра! Ты имеешь в виду всю семью Яворов! Ты… ты на место отца нацелился. Так вот тебе отцовское место! (Бьет Романа бутылкой по картонному шлему, который опускается Роману на лицо.)

Из-за куста выскакивает  К и м, хватает Сашка за полу жупана, оттягивает.

К и м. Не смейте его бить! Не смейте!

С а ш к о (оттолкнув Кима). Прочь, щенок! (Бьет Романа вторично.)

К и м. Люди!.. Спасите!.. (Бежит в глубину сцены.)

Р о м а н (освободив лицо от шлема, выхватывает из рук Сашка бутылку). А дальше что? Музыка умолкает. Появляются участники карнавала.

С а ш к о. А дальше — прочь от этого святого места? (Обнимает постамент.) Я никому не дам на поругание своего батька!

КАРТИНА СЕДЬМАЯ

На том же месте через день. Вечер. В небе застыла луна, ярко освещающая бюст дважды Героя и цветник вокруг него…

Перед своим бюстом стоит  Т а н а с  Я в о р. Он в теплом домашнем халате, поверх которого накинут пиджак.

Я в о р (смотрит на свое изображение). Стоишь, бронзовое подобие моего я?.. И днем и ночью, зимой и летом. И так стоять будешь вечно. Но поверь: я не завидую тебе. Ты — бронза, а я вот живу, любуюсь луной, разговариваю. Кто счастливее из нас?.. Человек, который делает счастливыми других, не может быть сам несчастным!.. (Вспоминая.) Кто это сказал?.. Кто?

Входит  В о л я.

В о л я. С кем вы разговариваете, батя?

Я в о р. Кстати пришла, дочка. Видишь мой бронзовый образ?

В о л я. Как же… Луна так красиво освещает его.

Я в о р. Кто-то сказал, что памятник — это совесть того, кому он поставлен.

В о л я. Хорошо сказано!

Я в о р. В будущем коммунистическом обществе совесть станет основным критерием человеческого поведения. И мне очень хочется сейчас начать исповедь перед собственной совестью. Но этот памятник — глухая и немая бронза, ей не откроешь душу… Ты можешь на несколько минут взять на себя функции моей совести?

В о л я (с любопытством). В аллегорическом понимании, батя?

Я в о р. Да.

В о л я. То есть вызываете меня на откровенность?

Я в о р. Полную.

В о л я. И я, как ваша совесть,