И что теперь, передавать все серебряные ложечки, которые дарили «на зубок» моей дочке, в какой-нибудь государственный фонд? Или это ее собственность? Но коли ребенок пока не может за себя отвечать, то может ли она обладать собственностью? Теоретически, да, она имеет право, а как в реале? Не ей же лично вручали серебряную хрень, а мне.

М-да, беда. Спросил у тестя, а Андрей Анатольевич, вместо того, чтобы дать вразумительный ответ, утешить любимого и единственного зятя, только покачал головой и посоветовал поменьше читать. Мол — большие знания до добра не доводят, тем более, если их излагают просветители, вроде Руссо.

А я расстроился. Глупость, наверное, но не подумает ли кто-то, что это замаскированная форма взятки? Эх, беда. Знаю, водится за мной такой грех — делаю из мухи слона, и слишком много обращаю внимания на мнение окружающих. Борюсь с собой, но ничего не могу поделать.

А французские книги читать не стоит, здесь тесть прав.

В торгпредстве, которое у нас пока и. о. полпредства, тряслась Зоечка, временно определенная на место Светланы Николаевны. Девушка сделала то, чего ни в коем случае нельзя делать — рассчиталась с нашим домовладельцем не чеком, который уже был заготовлен, а наличными. Товарищ Исакова, через руки которой проходили подобные оплаты, держала и домовладельца, и прочих поставщиков в строгости, как мисс Лемон у Эркюля Пуаро. У этой не забалуешь!

Так что, Зоечка рассчиталась, а потом вспомнила, что может получить от начальника нагоняй. Домовладельцам и прочим дай волю, так и станут постоянно просить наличные деньги. Странная такая порода — не любят чеки. Я их в глубине души понимаю, но с официальными субъектами по купле-продаже и оказанию разных услуг, лучше рассчитываться чеками, чтобы не тратить «живые» деньги, которые и так уходят.

Теперь Зоечка сидела и тихонечко плакала, накручивая себя и представляя будущее наказание. Самым маленьким, что ей виделось, была отправка с позором домой. А у нее здесь тоже уже шуры-муры с одним из сотрудников, так что, домой девушке не хотелось. Да и я, вроде и не совсем зверь. Решив, что отругаю ее в следующий раз, приказал вытереть слезы, почистить носик и отправил в банк, чтобы обналичила подписанный чек.

Из Латвии пришло сообщение от Светланы Николаевны Исаковой — дескать, гости доставлены по назначению, железная дорога функционирует исправно, потому что уже взята под контроль революционными силами, а она, в соответствие с договоренностью, задерживается. Жаль. Я-то надеялся, что ее бывший начальник отправит ее обратно, выполнять ту работу, на которую ее партия поставила. Стало быть, Светлана Николаевна участвует в перевороте. Авось да еще раз войдет в историю. Если, разумеется, не убьют. Тьфу-тьфу.

Смутно себе представлял — чем она может помочь революционным латышам, но ей виднее. Может, патроны подносит, или горячий чай разливает. Надеюсь, что за две недели управится и чаем, и с патронами. Или…? Вообще, таким как она, «валькириям революции», только дай волю — пойдут устанавливать власть Советов и в Эстонии, и в Литве. Я-то надеялся, что выйдя замуж Светлана Николаевна малость остепенится, так нет. Кровь бурлит, адреналин по ушам бьет. Ну и все такое прочее.

В МИД Франции меня все-таки вызвали. На набережной д’Орсе пришлось ждать минут десять, потом вышел какой-то чиновник — мелкий, если учесть его возраст (мой ровесник!) и напыщенную физиономию, заявил мне от имени президента Французской республики решительный протест по поводу вмешательства РСФСР в дела свободной и независимой Латвии.

Протест, как таковой, я решительно отклонил, но бумагу пришлось взять и уведомление подписать. А как же без этого? Кто же поверит, что республика заявила, если не будет подтверждающего документа?

Франция — очень бюрократическое государство, да и наше, откровенно-то сказать, тоже. Но бюрократия — это сопутствующий признак любого государства, равно как само государство, письменность и наличие законов являются признаками цивилизации. Вернусь — сам напишу соответствующую грамоту в трех экземплярах — мол, отвергаем домыслы о нашей причастности, а свержение правительства есть воля латвийского пролетариата. Первый экземпляр отправлю с курьером на набережную д’Орсе, второй — товарищу Чичерину, в НКИД, а третий нам, в соответствующую папочку.

Количество тематических папочек все растет и растет. Так пойдет — придется при полпредстве организовывать свой архив. Не сейчас, а вот годика через два или три, точно придется.

Кстати, а что означает, что протест выражал не секретарь, и даже не какой-нибудь помощник министра иностранных дел, а только клерк? Ну, пусть этот клерк имеет и административную должность, но вряд ли значительную. Это намек на то, что французы не уважают Советскую Россию в лице его полномочного представителя, или напротив — не считают случившееся в Латышской, то есть, Латвийской республике чем-то значительным? Хорошо, если так. И мне спокойнее, да и для дела лучше.

Но есть и хорошие новости. Лоботрясова-таки вписали из больницы. Садиться за баранку, правда, ему рановато, но поручик бронедивизионных войск(или, как правильно?) без дела сидеть не может, поэтому руководит ремонтом нашей единственной машины, а попутно ведет переговоры о покупке еще трех штук. А еще — обустраивает посольский гараж. Удивительно, чего это на него столько энергии накатило? И не вредно ли после проникающего ранения в область грудной клетки бегать?

Впрочем, в моем времени, хирурги выписывают больных едва ли не после операции, так что, пусть бегает, если здоровье позволяет. Я еще не решил — прощать ли Лоборясову его слова «гад и сволочь», обращенные ко мне, а сам завгар делает вид, что напрочь не помнит, что он сказал своему начальнику. Ладно, посмотрим по ситуации. Если понадобится — я ему все припомню, а нет… Так пусть работает. Авось, Семеновская-Семенцова согласится-таки выйти за него замуж, так станет работать еще лучше. Я бы тогда на Лоботрясова взвалил наблюдение за ремонтом нашего посольства. Вот, как только съедут из него те чиновники, которых Маклаков вселил по «доброте душевной», так и начнем. Покамест у меня идет вялотекущая перепалка с тем самым министерством колоний, которое занимает половину особняка. Пытаюсь стребовать с них те деньги, которые они должны выплатить за аренду моему предшественнику (как бы предшественнику), а министерство упирается — дескать, договор составлен на имя мсье Маклакова, а Кустов тут совершенно не при чем.

Французы — те еще сутяги и крючкотворы. А уж про их жадность вообще умолчу. Куда там шотландцам. Читал как-то, что после Второй Мировой войны Франция договорилась с Бразилией о том, что французы получат землю под строительство своего посольства в Рио-де-Жанейро, за что отдадут бразильцам равноценный участок в Париже. Французы посольство отстроили, а когда наивные латиноамериканцы стали интересоваться — а где же их собственность, им пояснили, что в договоре не было конкретного пункта о равном обмене, а лишь пожелание, выраженное в преамбуле. Но в знак доброй воли и в компенсацию за причиненный ущерб, Франция готова вернуть бразильцам половину земельного участка в… Рио-де-Жанейро, потому что посольству этой земли много. Оно и понятно — земля в Париже в разы дороже, чем в Рио, а тратить деньги правительство Франции не любит.

Так что, если заключаешь договор с французами, будь добр читать не только то, что прописано мелким шрифтом, но и учитывать то, чего там вообще нет.

Но мои адвокаты — тоже французы и крючкотворы, обнадежили, что судебную тяжбу с министерством колоний мы выиграем. Правда, не выльются ли расходы на юристов и сопутствующие издержки, в такую сумму, что она перекроет арендную плату? И это даже с учетом того, что издержки понесет проигравшая сторона. Но я, трезво все взвесив, решил, что это не тот случай, чтобы экономить средства. Да, вполне возможно, что расходы будут немалыми, но игра стоит свеч. Решение суда о том, что договор, заключенный посланником Временного правительства, равносилен договору с полпредом Советской России, представляющим свое государство, создаст прецедент. И хотя основным источником французского права является правовая норма, а не прецедент, то все равно, положительное решение суда станет заделом на будущее.

Но больше всего меня порадовало нечто иное.

— Вот, Олег Васильевич, извольте посмотреть, — сказал довольным голосом товарищ Барминов, раскладывая на моем столе бумаги.

— Сергей Сергеевич, а вы на словах, — уныло попросил я. До сих пор так и не научился испытывать восторг, листая бухгалтерские документы.

— А коли на словах, то у нас нынче положительное сальдо, а говоря вашими словами — мы вышли в плюс.

— Да быть