Но не срослось.

– Эй, Старый! Обожди воевать! – кричит он на весь лес, но самого не видно.

Только деревья кругом в молодой зелени, и растревоженное вороньё каркает. Эти на падаль соберутся со всего околотка, точно говорю.

– У нас тут кое-что припасено! Твоя внучка! Почти целая, только спину немного осколками порезало! Но это она сама, мы не виноваты! Хочешь, чтобы и дальше была целая, бросай свою дуру и выходи!

– С тобой, Рыбак, никаких разговоров, – кричит Старый в ответ обычным своим манером – в сторону. – Пусть Ферзь выйдет – с ним поговорю.

– С чего такое неуважение, Борода?!

– С того, что ты залётный, а с Ферзём мы соседи! Слышишь меня, Ферзь?!

– Слышу! Рыбак дело сказал! Внучка твоя у нас. Так что лучше выходи!

«Эге! – думаю я, – Толика-то они не срисовали! Думают, что Старый в одиночку воюет! Этак мы ещё спляшем!»

Вот только как именно, не придумал. Много я один против кодлы могу?

– Ферзь, так не поступают! Особенно с соседями! Я тебе зла не делал и твоим зла не делал! Зачем ты ведёшь себя как отморозок?! Девочка ни при чём. Вообще ни при чём. Отпусти её, тогда пообщаемся.

– За дурака меня держишь, Старый?

– Никак нет! За атамана держу! Атаман с детьми не воюет!

– Я, Старый, не с кем воюю, а за что! За хабар, что ты на складе прикрысил!

– Крысят воры у своих! Я у своих ничего не крал!

– Это детали! Главное, у меня есть то, что нужно тебе. У тебя то, что нужно мне. Давай меняться!

– Я пулемёт брошу, выйду, покажу склад, и ты меня пристрелишь! И внучку тоже! На хрена мне такой расклад! Патронов у меня много, я лучше ещё повоюю!

– Слышь, Дед, иначе мы внучку твою на ремешки распустим, а ты будешь слушать, как она верещит! А потом и тебя пристрелим. Ведь всё равно пристрелим, сам подумай! Нас очень много!

– Какие у меня гарантии, что девочку выпустишь?

– Никаких! Зато могу гарантировать, что если продолжишь козлить… короче, кончу и тебя, и сучку твою! Причём ей достанется по полной, ты меня знаешь, у меня с воображением порядок! И ты весь концерт прослушаешь от и до. А так – есть шансы. Причём у обоих. У тебя тоже! Я ж на тебя зла не держу! Не с чего!

– Как же так «не с чего»? Я ваших человек пять точно положил, да ещё двоих Рыбака! Ты за Рыбака говорить можешь?

– Могу! Рыбак теперь подо мной ходит! Что до мёртвых – мёртвым – земля! Это я к тебе с пушкой пришёл, не ты ко мне – никаких обид. Это война, а я завоеватель, Старый! На войне всегда есть мёртвые и победители! Теперь победил я! Так что последний раз говорю: бросай гаубицу и выходи! Можешь не бояться, за девочку уж точно!

После всего этого базара, гнилого, как позапрошлогодняя картошка, представляете, Дед этак руки со ствола уронил, поворачивает ко мне лысую башку (шапка-то у него на бегу слетела) и говорит, сперва тихо, как бы никому, а потом и мне:

– Да я как-то не боюсь… Малой, не вздумай высовываться. Это приказ. Держи записную книжку. – Полез в карман и в самом деле суёт мне в руку какой-то блокнот в засаленной кожаной шкуре. – Здесь карта доступа к складам. Отнесёшь в Победоград. Когда всё закончится, отведи туда Варю, не бросай её здесь. Вижу, она тебя любит, береги внучку.

– Дед, ты рехнулся! – говорю я ему и делаю злые глаза. – Какая карта! Какой доступ! Закончится всё так, что из тебя любой доступ выдоят, а потом кончат. И тебя, и Варю! Мне эта публика хорошо известна! Воевать надо! Хоть попробуем! Ну не тупи, Дед! Ты ж боец хоть куда!

– Был, Малой. Был. – И начинает стягивать разгрузку. – Я отвоевался. Короче, ты мне зубы не заговаривай. Приказ слышал?

– Ну, слышал… Дуришь, ведь, Старый! И сам знаешь, что дуришь!

– Ещё раз спрашиваю: приказ слышал? Блокнот с картой. Варвару не бросать. Хочешь – женись на ней. Совет да любовь. Вроде ясно излагаю. Сделаешь? Остальное не твоя забота.

– Да я ж тебе…

– Просто скажи: сделаешь?

– Сделаю, – отвечаю, а у самого одна мысль: как бы Старого спеленать?

Глаза у него шалые сделались. Молодые, с искрой, и дурные до последней крайности. Остался он в одной гимнастёрке, и я опять поразился, до чего же крепкий Дед, как из стальных канатов, даже под тканью видать. Лицо только всё в бороздах и щетина вся белая – это он забыл побриться перед выходом. Больно рано проснулись, вот он и заленился.

– Слово? – протягивает руку.

– Слово, – пришлось руку пожать.

Тут он руку за пазуху сунул едва не по локоть. Мне показалось, что сейчас ещё что-то достанет, но нет. Не достал. Зато вижу, как грудь у Старого засветилась и окутало его какое-то облачко. Или не облачко. Что-то прозрачное, как кокон из самого тонкого стекла, которое вроде как и не видно, а знаешь, что есть.

– Ты чего, Дед? В натуре? Собрался к этим? – спрашиваю я и не верю. – Что это такое, ты чего сделал?

Он в ответ только подмигнул и улыбнулся.

– Я выхожу, Ферзь!

– Ага, надумал! Молодец, разумный поступок! – раздалось в ответ из-за деревьев. – Хвалю то есть! Твои акции растут прямо на глазах!

– Условие, Ферзь!

– Какое?

– Вы все должны выйти из укрытий. Меня вам бояться больше нечего, я выбрасываю пулемёт, смотри! – натурально, подхватил ПКМ и перекинул далеко за пригорок, под которым мы залегли.

Калашниковская машинка, как дохлый паук, запрыгала вниз, залязгала сошками да зарылась стволом в муравейник, совсем теперь не опасная.

– Ты смотри! А что у тебя ещё есть?

– Ферзь, что у меня может быть, что напугает целую кодлу парней? Или ты думаешь, что я таскаю с собой два ПКМа?

– А гранаты?

– Гранаты я все извёл. Кроме того, я голенький выйду, без разгрузки. Ну так что, покажетесь или зассали?! Да! И Варвару мне предъявите! Вдруг она уже мёртвая!

– Будь по-твоему! Выходим, братва! Старый сдаётся!

Лес колыхнулся.

То тут, то там появлялись фигуры бригадных бойцов. Многих я знал в лицо, некоторых – по именам. Вот и рыбаковские парни вышли, сам Рыбак, а с ним Варя. Живая, только вся ободранная. Как-то сами собой мужики выстроились в подобие шеренги, наставив стволы туда, где лежал Дед.

На меня он больше не глядел.

Поднялся во весь рост и зашагал к Ферзю. По его мановению отпустили девушку, просто отпихнув в сторону. Понятно было, что ей нехорошо, что далеко она всё равно не убежит. Только не от кодлы здоровых рыл, числом… в девятнадцать человек.

Ферзь базарил за осколки, значит, попала под разрыв гранаты или мины. Значит, контузия. Точно не сбежит. Карта у меня на глазах полностью складывалась в прикуп атаману. Вот он Старый, и внучка здесь, хотя вроде бы все формальности соблюдены.