Он спросил о какой-то сделке, которую вы заключили, но я сказала, что ничего не знаю.

Он наклонился, заглядывая в мое лицо.

— Что еще?

— Что большинство твоих людей живут здесь, в одном доме.

— Как ты смеешь подвергать опасности мою семью? — Его голос опасно низкий, в нем столько отвращения, что я вздрагиваю. Это гораздо хуже, чем кричать. — Собирай свои вещи и убирайся из моей комнаты.

Я смотрю вслед удаляющемуся Драго, когда он пересекает спальню и захлопывает за собой дверь. Мое тело вздрагивает от этого звука. Спустившись с кровати, я стягиваю одеяло на пол и расстилаю его перед шкафом. Онемевшими конечностями я начинаю бросать на него свою одежду. Один из парней отнес мои чемоданы в кладовую на первом этаже, и я ни за что не пойду туда, ни за что не рискну снова встретиться с Драго.

Собрав на пододеяльнике большую часть одежды, я стягиваю углы и тащу свою ношу к комнате в конце коридора. Повторяю эту процедуру еще дважды, пока не вынесу все из комнаты мужа.

Не могу поверить тому насколько моя жена абсолютно спокойна. Она сидит рядом со мной, болтает о какой-то ерунде с Еленой с широкой улыбкой на лице. Мирко что-то бросает, а она смеется. Ни о чем не беспокоится. Кажется, что она наслаждается своим ужином.

А я, наоборот, весь день корил себя за то, что накричал на нее и выпроводил из нашей спальни. Не то чтобы я не подозревал, что она снабжает информацией своего дона. Конфиденциальные деловые вопросы редко обсуждаются в доме, так что она могла узнать и передать только несущественные вещи, большинство из которых Аджелло мог легко получить другими способами. Однако то, как она рылась в моем телефоне, вывело меня из себя. Одно дело, если бы она передала часть информации, собранной по пути. Совсем другое дело — целенаправленно выведывать подробности. И то, что ее даже не принуждали шпионить за мной, в десятки раз усилило горький вкус предательства. Еще больше меня разозлило то, что она наверняка видела и свои фотографии в моем телефоне. Черт!

Не говоря ни слова, я встаю из-за стола, собираясь выйти на улицу, как вдруг мой взгляд падает на аквариум в углу. Три из четырех оранжевых рыбок плавают в аквариуме, а оставшаяся, кажется, плавает на поверхности. Я преодолеваю расстояние и заглядываю в аквариум. Рыба мертва и плавает вверх ногами.

Сиенна уже однажды потеряла питомца и, наверное, расстроится, когда увидит это. Это же чертовы рыбы! Они постоянно умирают. Она же не ребенок, чтобы всерьёз расстраиваться из-за мертвой рыбы! Да, но я не могу вынести мысли о том, что моя жена будет расстраиваться из-за чего-либо, даже самого незначительного. Даже когда я на нее чертовски зол.

Бросив взгляд через плечо, чтобы убедиться, что Сиенна все еще занята разговором с Еленой, я достаю скользкое тельце и, спрятав его в кулаке, выхожу из столовой.

— Сфотографируй это, — говорю я Илье, дежурящему у входной двери, и протягиваю ему мертвую рыбу. — Пошлите кого-нибудь найти такую же и положить ее в аквариум.

Илья берет рыбу за хвост и осматривает ее.

— Не уверен, что зоомагазины еще открыты.

— Мне, блядь, все равно. Убедись, что все сделано, — выплюнул я и вышел на улицу, чтобы проветрить голову.

Пятнадцатиминутная прогулка, которую я планировал совершить, заканчивается часовой поездкой через весь город к месту, где моя сестра снимает однокомнатную квартиру в шестиэтажном доме. Я слегка поднимаю подбородок в сторону охраны Тары. Ребята следят за ее домом из машины, припаркованной на другой стороне улицы. Я проскальзываю внутрь здания и поднимаюсь по лестнице на последний этаж.

— Если бы я знала, что это ты, я бы сделала вид, что меня нет дома, — огрызается Тара, открывая дверь. — Что тебе нужно?

— Решила, что у тебя было достаточно времени, чтобы остыть, и пришел тебя проведать. — Я вхожу, осматриваясь. Это приятное, современное место, оформленное в белых и темно-коричневых тонах.

Тара закрывает дверь и встает передо мной, положив руки на бедра. Ее голос не изменился с тех пор, как она была ребенком, сохранив высокий тембр. Мне всегда приходится читать по ее губам, когда мы разговариваем.

— Я в порядке, как видишь. А теперь смело возвращайся домой, к своей итальянской женушке.

— Твоя неприязнь к Сиенне необоснованна. Она не имеет никакого отношения к смерти Петара.

— О, ты теперь ее защищаешь?

— Перестань вести себя как ребенок. — Я вздыхаю. — Ты проверила камни?

Глаза Тары блестят, как всегда, когда мы говорим о работе. Ничто никогда не удерживало внимание моей сестры надолго. Она несколько раз переводилась из одного колледжа в другой, не могла определиться с выбором специальности и в конце концов бросила учебу. Четыре года назад, понаблюдав за тем, как она тратит свои дни, я решил, что ей нужно чем-то заняться, и привлек ее к логистике моего бизнеса по продаже драгоценных камней.

— Да, все хорошо, кроме танзанита. Он должен был быть темно-синим, а нам достался только бледный. Абсолютно непрофессионально. — Она качает головой. — А вот изумруды, которые мы получили для арабского принца, слава Богу, в порядке.

Я киваю, обхожу сестру и подхожу к комоду, стоящему у соседней стены. На нем стоит фотография в маленькой серебряной рамке. Это фотография Тары и Дины, держащихся за руки в первый день посещения детского сада. Я беру рамку и провожу кончиком пальца по улыбающемуся лицу Дины.

Тара кладет руку мне на плечо.

— Ты не против, если я заберу ее? Это единственная фотография, которая у нас есть.

— Да, — говорю я.

Все равно на нее слишком больно смотреть. Каждый раз, когда я вижу эту фотографию, я погружаюсь в сомнения в себе и не могу перестать пересматривать ту ночь, задаваясь вопросом, что я сделал не так. Была бы Дина жива сегодня, если бы я попытался разбить окно в их комнате? Или если бы я был быстрее?

Я положил раму обратно на комод.

— Приезжай в особняк и познакомься с моей женой. Обед или ужин. Можешь выбрать день.

— Я и шагу не ступлю в дом, пока там находится эта женщина.

— А я и не спрашивал, Тара. — Я пригвоздил ее взглядом. — Ты придешь. И будешь вежливой. Конец дискуссии.

Тара скрипит зубами.

— Ладно.

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, когда мой взгляд останавливается на книжной полке в углу. Одна из книг была прислонена к задней стенке полки. На обложке женщина в белом винтажном платье обнимает длинноволосого парня без рубашки, который, похоже, страдает от