Шрифт:
Закладка:
Серафим (Роуз). Душа после смерти. – М., 1980.
Библиография
[1] Елизабет Кемф, «Ист-Вест Джорнал», март 1978, с. 52.
[2] Рассмотрение харизматического движения как медиумического феномена можно найти в главе VII книги иеромонаха Серафима «Православие и религия будущего».
[3] Arthur Ford. The Life Beyond Death. – N.Y., 1971, p. 153.
[4] (цит. по: George Trobridge. Swedenborg: Life and Teaching. – N.Y.: Swedenborg Foundation, 1968, pp. 175, 276)
[5] Патерик Скитский; см. у епископа Игнатия, т. III, стр. 107.
[6] Митр. Макарий, «Православное Догматическое Богословие», т. II, с. 524.
[7] Авва Дорофей. Поучение 12: «О страхе будущего мучения».
[8] Духовные поучения прп. Серафима Саровского. – Калифорния: Платина, 1978, с. 69.
[9] Т. III, стр. 129, житие его см. в Киево-Печерском патерике, память преподобного Афанасия, затворника Печерского, празднуется 2 декабря.
[10] Беда Достопочтенный. История Английской Церкви и народа, кн.5, 12, с. 289–293.
Случай с Ангелиной
Она увидела свое тело со стороны – лежащим на операционном столе. Вокруг суетились медики. К груди прижали похожий на утюг прибор.
– Разряд! – крикнул профессор Псахес.
Тело дернулось. Но она не почувствовала боли.
– Разряд!
– Сердце не реагирует!
– Разряд! Еще! Еще!
Врачи пытались «завести» ее сердце почти полчаса. Она увидела, как молодой ассистент положил руку на плечо профессору:
– Борис Исаакович, остановитесь. Пациентка мертва.
Профессор стащил с рук перчатки, снял маску. Она увидела его несчастное лицо – все в капельках пота.
– Как жаль! – сказал Борис Исаакович. – Такая операция, шесть часов трудились…
– Я здесь, доктор! Я живая! – закричала она. Но врачи не слышали ее голоса. Она попыталась схватить Псахеса за халат, но ткань даже не шевельнулась.
Профессор ушел. А она стояла возле операционного стола и смотрела, как завороженная, на свое тело. Санитарки переложили его на каталку, накрыли простыней.
Она услышала, как они говорят:
– Опять морока: приезжая преставилась, с Якутии…
– Родня заберет.
– Да нет у нее никакой родни, только сын-малолетка.
Она шла рядом с каталкой. И кричала:
– Я не умерла! Я не умерла!
Но никто не слышал ее слов.
Жизнь
Монахиня Антония вспоминает свою смерть с трепетом:
– Господь милостив! Он любит всех нас, даже распоследнего грешника…
Антония постоянно перебирает четки. Ее тонкие пальцы дрожат. Между большим и указательным видна старая татуировка – едва заметная буква «А».
Матушка Антония перехватывает мой взгляд. Я смущаюсь, словно подсмотрел что-то запретное.
– Это память о тюремном прошлом, – говорит монахиня. – Первая буква моего имени. По паспорту я Ангелина. В юности страсть какая бедовая была…
– Расскажите!
Матушка Антония испытующе глядит на меня. Такое ощущение, что она видит меня насквозь. Минута кажется вечностью. Вдруг замолчит, вдруг откажет?
Наша встреча не была случайной. В Печоры Псковской области, где вблизи знаменитого Свято-Успенского монастыря живет 73-летняя матушка Антония, я приехал, получив весточку от знакомых верующих: «У нас чудесная монахиня есть. На том свете побывала».
Матушка Антония, как оказалось, в недавнем прошлом была строительницей и настоятельницей женского монастыря в Вятских Полянах Кировской области. После третьего инфаркта по слабости здоровья была отправлена на покой. С журналистом «Жизни» согласилась встретиться только после того, как получила рекомендации от духовных лиц.
Мне кажется, что она мою просьбу отсылает куда-то наверх. И получает ответ. У меня замирает дыхание.
Наконец она произносит:
– Расскажу. Не зная моего прошлого, не понять того, что случилось со мною после смерти. Что уж было – то было…
Матушка Антония совершает крестное знамение. Еле слышно, одними губами, шепчет молитву. Чувствуется, что возвращение в прошлое требует от нее немалых душевных и физических усилий, словно пловцу, которому предстоит нырнуть в бурлящий водоворот.
Детство
– Родилась я в Чистополе. Это маленький городок на Каме в Татарии. Папа, Василий Рукавишников, ушел на фронт добровольцем. Погиб на Брянщине, в партизанах. Мама, Екатерина, вновь вышла замуж – за старика, он лет на тридцать был старше ее. Я до того возненавидела его, что убежала из дома. Попала в детдом в Казани. Сказала, что сирота. В конце войны обучили меня вместе с подругами на мотористок и отправили на шахту в Свердловскую область. В первый же день мы бунт устроили – из-за приставаний. Мы малолетки, а шахтеры там ушлые. В первый же день облапали… Ну я и подбила подруг в Москву бежать, к товарищу Ворошилову. Жаловаться. Добирались на подножках вагонов, отчаянные были, смелые. Заночевали в парке Горького, в кустах, прижимаясь друг к другу…
Ворошилов
– Утром я, как самая маленькая – на вид мне давали лет двенадцать, – пошла в разведку. Выбрала на лавочке дяденьку посолиднее. Подошла, спросила, как Ворошилова найти. Дяденька ответил, что запись на прием ведется в приемной Верховного Совета на Моховой улице. Нашли мы эту приемную. Явились туда всей гурьбой. «Куда?» – спросил нас милиционер у двери. – «К Ворошилову!» – «Зачем?» – «Это мы только ему скажем». Милиционер отвел нас в какой-то кабинет. За столом толстый начальник сидит. Глянул на нас строго: «Рассказывайте!» А я как заору: «Бежим, девчонки! Это не Ворошилов!» Такой шум мы устроили, что все сбежались. И тут вижу, как Ворошилов входит. Я его по фотографиям знала. Увел нас с собой. Велел принести бутербродов, чаю. Выслушал. И спросил: «Учиться хотите?» – «Да!» – «Скажите на кого, вам выпишут направление». Я выбрала геологический техникум в Кемеровской области… А там беда вышла: с ворьем связалась. По глупости и от голодухи. Нравилось мне, как они живут: рисково, красиво. Татуировку сделала, чтобы все видели, что я фартовая. Только погулять долго не получилось: нашу шайку поймали… В тюрьме мне не понравилось.
Сын
– Когда вышла на свободу, дала клятву себе: никогда за решетку не попадать. Вышла замуж, уехала в Якутию – в поселок Нижний Куранах. Работала там в «Якутзолоте». Орден даже заслужила – Трудового Красного Знамени… Сначала все в семье ладно было, сыночка родила, Сашеньку. Потом муж пить начал. И бил из-за ревности. Потом бросил. Горевать не стала: так с ним намучилась! А тут еще болезнь навалилась. Сначала значения не придала, а потом, как уж прижало (несколько раз сознание средь бела дня теряла), к врачам пошла. Обследовали и нашли опухоль в голове. Отправили срочно в Красноярск, в клинику мединститута. Я плачу: «Спасите! У меня сынок один, еще школьник, – круглым сиротой останется!».
