Я успел перехватить обоих, не дав выронить бездыханное тело девушки, завалился на спину.

В следующее мгновение мужчины оттащили нас троих на безопасное расстояние от огня. Стоящая на коленях женщина с воплями бросилась к девушке.

— Элайна! Девочка моя! Какое горе! — женщина, снова рухнула на колени и прижала голову дочери к своей груди. Она раскачивалась, рыдала и причитала. Женщины обступили их со всех сторон.

Зашедшийся в кашле лавочник тоже рыдал неподалёку. Он возносил руки к небу и захлебываясь стонами пытался что-то сказать.

Его речь состояла из обрывков фраз, из которых было понятно, что он и его жена Фредерика потеряли единственную радость в своей жизни — дочь Элайну.

Похоже, что никто не собирался мерять пульс девушке и проводить реанимационные действия. Я встал и направился к Фредерике и Элайне

— Дайте пройти, — попросил я женщин, рвущих на своих головах волосы. Но на меня никто не обратил внимания.

Я почувствовал гнев. Безмозглые идиотки! Я понимал, что нельзя терять ни секунды.

— Расступились бабы! Быстрее, коровы! — я рявкнул стальным голосом так громко и грозно, что две ближайшие женщины вздрогнули, моментально сгорбились и, не оглядываясь, уступили мне проход к центру круга, где лежало тело девушки.

— Все сделали шаг назад! — сказал я тем же тоном. Толпа расступилась и выполнила мое распоряжение.

Я быстро взял кисть девушки в поисках пульса.

Ее мать продолжала реветь, прижимая голову дочери к груди.

— Уведите Фредерику! — меня вновь послушали, женщину подхватили подмышки и оттащили. Она не сопротивлялась.

Повисла гнетущая тишина.

Я рухнул рядом с Элайной на колени и приложил два пальца к артерии на шее. Меня никто не учил этому, но я видел это сотни раз в фильмах.

Пусть я выгляжу смешно со стороны, но я по крайней мере попробую ее спасти!

Мне показалось, что я почувствовал подушечками пальцев очень слабое мерцание сердечного ритма.

Так! Спокойно! Сказал я себе мысленно. У тебя все получится!

В ситуации присутствовал пикантный момент. Мне было необходимо делать дыхание изо рта в рот и провести не прямой массаж сердца.

Элайна была одета в домашнее, и я впервые обратил внимание на глубокое декольте, отрывающее ложбинку между двумя стоячими и красивыми грудями.

Ребра ее были затянуты в кожаный корсет, обхватывающий внизу осиную талию.

Грудь Элайны была упругой. Видимо двоечка, приятной округлой формы. Я посмотрел на миловидное лицо девушки, перепачканное сажей.

Я приподнял ее за плечи и одним движением разрезал своим ножом шнуровку корсета на спине.

Пока еще нельзя было сказать с уверенностью была ли она блондинкой. Скорее да, сажа, перепачкавшая волосы, мешала определить их цвет.

Я почувствовал, что меня влечет к ней. Я ощутил, что внутри меня все задрожало. Она была очень красива. Надо спасать девушку.

Я отложил клинок в сторону, вдохнул и начал припадать к ее губам.

Чередуя искусственное дыхание с несильными толчками в грудь в область сердца девушки, пробовал вернуть ее к жизни.

От ее пышных губ шел едва уловимый пряный аромат мяты.

Я не знал сколько раз нужно надавливать на грудь массируя сердце, и как продолжительно нужно выдыхать воздух из своих легких в ее губы.

Но я верил, что мои действия вернут это прелестное создание к жизни. Я делал все это полностью доверившись своей интуиции.

С момента, когда я наорал на плачущих женщин прошло не более пятнадцати секунд. Я заметил, как веки девушки задрожали.

Это придало мне сил, и я начал вдыхать в нее еще чаще и интенсивнее.

Секунд через десять Элайна закашлялась, тело ее встрепенулось, и девушка резко открыла глаза. Кашель быстро прекратился.

Ее глаза встретились с моим, я видел, как зрачки Элайны сузились от яркого света.

В следующее мгновение я почувствовал как ее взгляд, прожег мое сердце, словно электрический разряд.

Боже, она была по-настоящему красива! Я никогда не видел такого притягательного разреза карих глаз, таких чистых и совершенных линий лица.

Элайна снова закрыла глаза. Я испугался того, что теряю ее и снова припал своими губами к ее хорошенькому ротику.

Я собрался повторить толчки в сердце, но ощутил звонкий шлепок пощечины. Девушка что есть силы влепила мне правой ладонью по лицу.

— Девитт! Негодяй! Что ты делаешь! Гад! Я все расскажу своему отцу, он сделает из тебя отбивную. Слезь с меня сейчас же!

Я расхохотался. Даже слово «гад» в ее устах звучало привлекательно.

В следующее мгновение я взял ее ладонь двумя руками и поцеловал. От ее пальцев пахло дымом.

— Элайна! Я так рад что ты вернулась. Мы все рады…

Я оглянулся, но вокруг нас не было ни души. Я потрясенно посмотрел на девушку.

— Блин…И да, вообще-то я не Девитт, а Савва. Где все? Куда они подевались?

Я помог встать Элайне. Она ежилась от холода. У дома валялась брошенные ведра и лестница.

Я снял свой кожаный тулуп и накинул ей на плечи.

Снимая верхнюю одежду, я услышал, пробил колокол на ратуше.

— Полдень, — сказала Элайна.

Я еще раз огляделся по сторонам. Кроме нас во дворе догорающего дома никого не было.

Я обратил внимание на то, что ведра были деревянными все вокруг казалось не современным. Меня терзали смутные сомнения.

— Элайна, не пойми меня превратно. Подскажи, какой сейчас год на дворе?

Ответа мне услышать не удалось.

Элайна с тревогой всматривалась мне за спину.

Я обернулся и получил мощный удар в челюсть…

Глава 2

Потеряв сознание от правого прямого в челюсть, который мне нанес Бартель Тиельманс — тот самый монах с дороги, везший вино в своей повозке, я не увидел, как местные снова появились во дворе горящего дома.

Очнулся я от того, что на меня окатили двумя ведрами ледяной воды.

Руки мои были закованы с браслеты с цепями, подвешенными к потолку.

Я висел на них обнаженный по пояс и судорожно глотал воздух, придя в сознание.

Осмотревшись по сторонам, я вспомнил, что со мной произошло во дворе Ван Дейков. Челюсть ныла в желваках, голова гудела словно пчелиный рой.

В помещении был довольно прохладно, и я чувствовал легкий озноб.

Двое мужчин, одетых в шерстяные монашеские балахоны, сидели за кафедрой напротив меня, перед ними лежали листы бумаги, чернильницы и гусиные перья.

Один из них, довольно грузный, держал на животе руки, с толстыми, словно сардельки, сложенными пальцами.

Второй — его полная противоположность, очень худощавый жердяй с длинным и глуповатым лицом.

Оба имели выбритые