Второе происшествие случилось вскоре после того; хотя его, несомненно, подробно описали очевидцы, наблюдавшие с берега, возможно, вид произошедшего с палубы «Титаника» будет небезынтересным. Когда «Титаник» величественно двигался вдоль причала, а толпа друзей махала руками, мы поравнялись с пароходом «Нью-Йорк», пришвартованным рядом с «Океаником». Провожающие махали руками тем, кто находился на «Титанике»; с таким же успехом они могли махать пассажирам и других кораблей. Но когда нос «Титаника» находился примерно на одном уровне с носом «Нью-Йорка», послышалось несколько громких щелчков, напоминавших револьверные выстрелы. С того борта «Нью-Йорка», который был обращен к причалу, полетели мотки каната, которые упали в толпе. Провожающие в страхе отступали, спасаясь от канатов. Мы надеялись, что никого не задело, но матрос, стоявший рядом со мной, уверял, будто видел, как уносят какую-то женщину. И вдруг, к нашему изумлению, «Нью-Йорк» пополз к нам, очень медленно, но неуклонно, как будто его притягивала какая-то невидимая сила, которой он не мог противостоять. Происшествие тут же напомнило мне один опыт, который я показывал много раз в классе, когда ученики проходили основы физики. Маленький магнит пускался на пробке в чаше с водой, а небольшие стальные предметы, размещенные на соседних кусках пробки, притягивало к плавающему магниту магнитной силой. Кроме того, я вспомнил, как в детстве, принимая ванну, наблюдал за большой целлулоидной уткой, которая, благодаря явлению, которое называется капиллярным притяжением, притягивала к себе более мелкие игрушки: уточек, лягушек, жуков. Все они плавали вместе, не ведая о том, что в природе испытывают антипатию друг к другу. Масса игрушек напоминала «счастливые семейки», животных и птиц разных пород, каких сажают в одну клетку и показывают на морских курортах для развлечения отдыхающих. На «Нью-Йорке» выкрикивали приказы, матросы носились туда и обратно, выбирая канаты и закрывая матами тот борт, который мог пострадать от столкновения. Буксир, который за несколько мгновений до того отошел от носа «Титаника», обогнул нашу корму и подошел к корме «Нью-Йорка». После швартовки буксир стал оттаскивать «Нью-Йорк» со всей силой, на какую были способны его двигатели. Первое время казалось, что ничего не выйдет. Если не считать серьезности происшествия, было необычайно смешно наблюдать за тем, как маленький буксир, пыхтя, пытается оттащить пароход, как будто маленький мальчик оттаскивал с дороги щенка, зажав в зубах поводок, расставив ноги, раскачивая головой и всем телом из стороны в сторону, чтобы тащить с наибольшей силой. Вначале казалось, что два судна столкнутся в области кормы; но офицер, руководивший операцией с кормового мостика «Титаника», отдал приказ остановиться. «Нью-Йорк» перестало притягивать к нам, и буксир оттащил его наискось по доку; его корма прошла в нескольких ярдах от борта «Титаника». На меня произвела сильное впечатление полная беспомощность огромного лайнера в отсутствие какой-либо управлявшей им движущей силы. Однако всем еще пришлось поволноваться; «Нью-Йорк» развернулся носом к причалу, а его корма раскачивалась совсем рядом с нашим носом. Он медленно пополз на «Тевтоник», который был пришвартован с другой стороны. Борта накрыли матами, уменьшая силу удара. Впрочем, как мы заметили, удар был не настолько силен, чтобы причинить существенный ущерб. Со стороны носа к «Нью-Йорку» подошел еще один буксир. Два буксира оттащили его к краю причала, который оканчивался на берегу реки.

Мы медленно двинулись вперед и буквально проползли мимо «Тевтоника», но, невзирая на это, «Тевтоник» так притягивало к нам, что его нос развернулся на несколько градусов в сторону «Титаника». Толпа кричала, группа высокопоставленных чиновников, возможно начальник порта и его подчиненные, стоявшие ближе к воде, стали перепрыгивать через швартовные тумбы. Все пятились. Но вот мы вышли из дока, и, когда медленно повернули в реку, я увидел, как «Тевтоник» медленно возвращается в нормальное положение. Те, кто наблюдали за происшествием, вздохнули с облегчением.

Хотя происшествие было неприятным, всем пассажирам, перегнувшимся через ограждения, интересно было наблюдать за тем, как офицеры и матросы различных судов избегали столкновения. Мы с удовольствием смотрели, как стоявшие на швартовочном мостике «Титаника» офицер и матросы отдавали команды по телефону и звонили в колокол, подавали сигналы красными и белыми флажками, по мере того как то увеличивалась, то уменьшалась угроза столкновения. Самым заинтересованным зрителем оказался молодой американский кинематографист; он вместе с женой наблюдал за происходящим, вертя ручку своего аппарата с явным удовольствием. Очевидно, он считал явной удачей, что в такое время оказался на борту. Однако ни снятый им фильм, ни сам оператор не добрались до места назначения, и запись происшествия с палубы «Титаника» так и не была показана на экране.

Пока мы шли по реке, все только и говорили о происшествии; пассажиры разбились на группки; многие сравнивали инцидент с недавним случаем, когда «Олимпик» столкнулся с крейсером «Хоук». Все согласились, что это подтверждает теорию присасывания, которую столь успешно применили в суде юристы «Хоука», хотя многие высмеивали ее, когда в Адмиралтействе высказали предположение, почему крейсер врезался в «Олимпик». И поскольку я пытаюсь изложить все, что происходило на «Титанике», в хронологическом порядке, необходимо помнить, что среди пассажиров и членов экипажа нашлось немало тех, кто счел происшествие дурным предзнаменованием. Моряки, как известно, крайне суеверны; многие люди склонны следовать их примеру, точнее, примеру любого, кто высказывается с убежденным видом и повторяет свои мысли при первом удобном случае. Ощущение тайны, окутывающее пророчество, особенно зловещее (ибо человеческий мозг, видимо, устроен так, что с большей готовностью воспринимает дурное пророчество, чем доброе предзнаменование, возможно, из подсознательного страха перед тем, чего он боится, а может, из болезненного, нездорового влечения к чему-то плохому), заставляет многих относиться к суеверным теориям с определенным почтением. Не то чтобы они всецело верили в дурные предзнаменования или готовы были сообщить близким друзьям, что верят в нечто подобное; но ощущение, что другие верят, и некоторая убежденность, что «в этом все же что-то есть», ведет к признанию самых нелепых и диких теорий. Позже я намерен подробнее обсудить вопрос суеверий применительно к нашей жизни на «Титанике», но сейчас слегка опережу события, описав второе так называемое «дурное предзнаменование», которое увидели в Квинстауне. Когда к «Титанику» подошло одно из посыльных судов, перевозившее пассажиров и почту, пассажиры, задрав головы, смотрели на огромный лайнер, возвышавшийся над ними, и вдруг увидели голову кочегара, черную после работы, которая высунулась из огромной трубы — той, что предназначалась для вентиляции. Труба возвышалась над самой высокой палубой. Кочегар забрался в трубу шутки ради, но для некоторых зрелище стало «дурным знаком», который внушил им страх перед грядущей опасностью. Одна видевшая